— Это тест программы, — ответила Лена, — он же изучает, как программа воспринимается. Записывает в программу эти цифры, а мы их должны воспроизвести. Если мы все цифры правильно назовем, значит, программа воспринялась хорошо, если не все — то, значит, хуже.
— А если совсем ничего не вспомните — значит, программа не воспринялась, так?
— Конечно. Но такого ни разу не было. Мы шли по пустынной улице, наверно, было бы совсем тихо, если бы не грохот динамиков танцплощадки.
— А вы на танцы не ходите? — спросил я.
— А что там делать? На пьяные морды любоваться? Там же одни тупые. Наши еще куда ни шло, но те, что на мотоциклах из деревень приезжают, — это вообще! Быдло какое-то! Двух слов сказать не могут, а ухватить за что-нибудь
— как юные пионеры — всегда готовы!
Я почему-то отчетливо представил себе, как юные пионеры в алых галстучках и белых рубашках хватают Зинку с Ленкой за «что-нибудь», и хихикнул. «Что-нибудь» у них имелось, это я еще на речке разглядел.
— А ты в Москве живешь, Николай? — спросила Лена.
— Я в детдоме до сих пор прописан. Так получилось. Я на второй год в пятом классе остался, но потом дела пошли лучше. Восьмой вообще почти на «отлично» кончил. Все говорили, чтоб я в ПТУ шел, все равно, дескать, в институт поступить не сумеешь. Ведь школу-то я закончил в восемнадцать лет! Меня тут же и призвали. У меня и аттестат в детдоме остался, у директора в сейфе. Так что мне еще хлопот немало предстоит.
— Дошли, — сказала Зина. — Можешь идти на свои танцы.
— Да я лучше спать залягу, — сказал я, — мне у вас в сараюшке понравилось.
Джек нас даже не обгавкал, как видно, меня с утра запомнил. Девчонки пошли в дом, а я поднялся по лестнице в «мансарду» над курятником и улегся на дальний от двери тюфяк. Это было самое удобное место, и я зацапал его по праву пришедшего первым. Лосенок и Игорь днем немного подрыхли. Лосенок очень даже немало, а я вовсе не спал, и потому, развалившись на тюфяке, заснул почти сразу. Никаких дурацких снов я при этом не увидел, но проспал отнюдь не до самого утра.
Проснулся я часа в два ночи. Именно столько было на «командирских». Проснулся я как-то сразу, быстро, будто мне пришла команда от все той же силы. Наверно, так оно и было, но дело в том, что мне потребовалось справить неотложную, хотя и небольшую, нужду.
Оба храпуна, то есть Лосенок и Игорь, были на месте. Не знаю, как они протанцевали, но выпили, судя по исторгаемому духану, немало. Перешагнув через них, я спустился вниз и справил все, что надо. Можно было бы и обратно, но тут я услышал на улице приглушенные голоса.
— Все взяли? Веревка где?
— Андрюха понес. Давай лопату.
— Пошли.
Толяна было трудно с кем-то спутать. Вторым, кажется, был Миня. Судя по всему, и остальные были где-то здесь, должно быть, вперед ушли. Я хотел было позвать кого-то из них, но потом подумал: «А на фига?» Если они собрались куда-то своей компанией, то им посторонних не нужно. Однако очень уж было интересно, куда они поперлись глубокой ночью, да еще с лопатой и веревкой. И вообще, они же как будто собирались в Москву? Игорь даже говорил, что они уже уехали.
Любопытство заставило меня последовать за ними.
Поселковая улица была освещена как-то пятнами. Можно было и сто метров протопать в кромешной тьме, и даже больше. Фонари — по крайней мере те, которые горели, попадались редко. Стояла тишина, только где-то гудел трансформатор, да изредка побрехивали собаки. «Афганцы» в своих кроссовках шли почти бесшумно. Очень может быть, что их там, в горах, этому научили. Но все-таки я не терял их из виду, а сам двигался по обочине, по травке, чтоб не шлепать своими ботинками по асфальту.
Выходило, что они шли тем же маршрутом, что и днем, то есть в направлении кладбища. Что они там, решили по-тимуровски памятник ночью соорудить для Саньки Терентьева? Веревка, лопата… Это больше на гробокопательство похоже.
Чем ближе «афганцы» подходили к кладбищу, тем больше было сомнений — стоит ли за ними топать. Все-таки кое-какие страхи оставались, видать, непреодолимыми, несмотря на весь диамат и перемат, вместе взятые «Афганцы» могли делать все, что хотели, а мне-то это зачем? Любопытной Варваре, как известно, нос оторвали. Но кто-то управлявший мною дал команду «Не отставать!», и я следовал за Толяном и Миней ровно на дистанции в сто метров, не отставая, но и не приближаясь.
На воротах кладбища висел замок, но рядом в заборе было не меньше трех дырок. Около одной из них Толяна и Миню поджидали Андрюха и Костя. У них, как видно, была задача разведать обстановку.
— Никого, — доложил Андрюха, — сторож пьяный, спит, как сурок. Лезем?
— Веревка где? — это все Толян беспокоился.
— На себя намотал.
— А по-моему, это не дело… — сказал Костя
— Дело — не дело… Решили уже! Пошли! Если мы не правы — слава Богу. Если нет лезем!
И они полезли. Туда, в непроглядную тьму, где и днем было тоскливо, а ночью — просто жутко.
Но все же я последовал за ними. Осторожно подобрался к дыре, прислушался и сунулся. Про вурдалаков, вампиров, упырей и других кладбищенских обитателей я наслышался еще в детдоме страшных историй. Они из поколения в поколение передавались. Но больше всего в этот раз я опасался живых. При всем том, что Толян и другие ребята вроде бы были совсем неплохие, обмануться в них можно было запросто. Если они очень не хотят, чтобы об их тайне кто-то узнал, то могут и приложить усилия, чтобы «лишний» исчез совсем. Кладбище место удобное — закопают и скажут, что так и было.
И все-таки я пошел. Пользуясь темнотой и ориентируясь лишь по свету карманного фонарика, который зажег Толян, чтобы осветить себе путь. Они приближались к Санькиной могиле.
Назад «афганцы» оглядывались нечасто. Поэтому я рискнул и сократил расстояние, двигаясь за ними примерно в семидесяти метрах и стараясь держаться вблизи оградок, кустов и деревьев, чтобы не показаться на открытом месте.
Наконец они пришли. Я укрылся за каменной стелой, не обнесенной оградкой, и стал всматриваться туда, где тускловато светился фонарик.
— Ну, — сказал Толян вполголоса, — ежели что, прости нас, Саня! Господи, благослови!
Я услышал шелест и легкий звон вонзившейся в землю лопаты. Работали двое, один светил, четвертый поглядывал по сторонам. Работали быстро, слышно было, как сыпалась земля, побрякивали лопаты, ударяясь о камешки. Примерно на двадцатой минуте послышался деревянный, глухой стук.
— Андрюха, веревку! — Послышалось пыхтение, возня, все четверо сгрудились над могилой.
— Памятник не повали. Ноги! Так, тяни! Есть! Мигнул фонарь, осветив гроб, обитый кумачом и крепом.
— Не пахнет! — тревожно сказал Толян — Похоже, все верно. Давай топорик!
