У Гернота из глаз потекли слезы, и хотя Кримгильда по-прежнему сидела перед ним, он видел, как она исчезает, словно корабль на горизонте. Сестренки, которую он любил, не было — на ее месте полыхало темное пламя, на которое он смотрел, превозмогая душевную боль. Ярость, вызванная несправедливым обвинением, заставила принца произнести то, что он запретил себе говорить.
— Гунтер? Ты говоришь о его благородстве? — с горечью воскликнул Гернот. — А Эльзе, моей возлюбленной, с ее чистейшей душой ты в таком благородстве отказываешь? Тогда слушай! Я собственными ушами слышал клятву Хагена не убивать Зигфрида без прямого приказа Гунтера!
Побледнев, Кримгильда молча уставилась на него. В ее мире, построенном на ненависти и горе, слова Гернота сработали, как выстрел катапульты. Стены в один миг превратились в руины, фундамент был разрушен. Она уже хотела назвать брата лжецом, но его упрек вызвал в ее сознании новый образ, который, к несчастью, был намного более правдоподобным. Именно этот образ пробудил ее от летаргического сна.
— Но если Гунтер знал об этом, почему…
Гернот опустил глаза, прекрасно понимая, что из-за своей несдержанности привел к окончательному краху семьи.
— Разве это не очевидно? Ты здесь, а вместе с тобой и золото. У Гунтера больше нет конкурентов ни на поле боя, ни среди его подданных. Все свидетели мертвы. Наш брат заплатил чудовищную цену за свою власть. Загляни ему в глаза, и ты поймешь то, что уже давно поняли все вокруг.
Кримгильда резко встала, и на мгновение принц испугался, что сестра бросится с балкона. Но она лишь оперлась о балюстраду и глубоко вздохнула.
— Так, значит, не только семейство Тронье способно на любые бесчинства. Бургунды тоже насмехаются над заветами Бога, творя зло вокруг себя.
Гернот осторожно взял ее за руку.
— Ты что, не понимаешь, Кримгильда? К плохим поступкам приводит не кровь, не первородство, предвещающее несчастье. Каждый день нам заново дается выбор между добром и злом. Именно поэтому я прошу тебя: примирись с тем, что произошло. Давай завтра отправимся искать новую судьбу.
Она погладила его по щеке — почти так же, как раньше, но это было лишь смутным воспоминанием, и ее рука была холодной.
— Я благодарю тебя за твою откровенность. Я приму твой совет и начну готовиться к отъезду в Ксантен. Бургундия больше мне не дом и не родина. Но пойми, я не смогу простить Эльзу за причиненную мне боль.
Молодой принц понурился.
— Мне очень жаль, Кримгильда. Не проходит и ночи, чтобы я не вспоминал с тоской о прежних добрых временах.
Она осторожно поцеловала его в кончик носа.
— Гернот, пришло время мужественно выступить навстречу будущему. Ты обретешь свое счастье, в этом я уверена.
Он умоляюще взглянул на нее.
— А ты?
— А я обрету свое предназначение…
Им больше не о чем было говорить, и Гернот ушел. Когда он уже не мог ее слышать, Кримгильда твердым голосом добавила, превратив свой ответ в клятву:
—.. и утолю свою жажду мести.
После этого ее вырвало. Так же, как уже много раз за последние дни.
Солнце светило Гунтеру прямо в глаза. Он вышел во двор, чувствуя, как боль продолжает пульсировать в голове. В последние дни он редко бывал на свежем воздухе, потому что все время пьянствовал и разговаривал с призраком Хагена, с трудом справляясь с обязанностями короля. Советник обратил его внимание на то, что Кримгильда собирается погрузить остатки своего имущества на корабль, чтобы отправиться в Ксантен.
Гунтер увидел, как сестра спокойно и строго раздает указания слугам, в то время как из ворот замка выезжает одна повозка за другой. Король откашлялся, чтобы привлечь к себе ее внимание, и в этот момент почувствовал легкую тошноту. Кримгильда оглянулась и смерила брата равнодушным взглядом.
— Гунтер?
— Судя по всему, ты… собираешься уехать из Бургундии, — запинаясь, начал разговор король.
Кримгильда кивнула:
— Здесь я только принцесса. В Ксантене я — королева, которая, к слову, очень нужна там.
Хагену ответ не понравился. Уж слишком сильной и самоуверенной показалась ему вдова Зигфрида.
— Обратите внимание, ваше величество, как поменялось настроение принцессы, — не преминул он шепнуть королю.
Гунтер пристально посмотрел на сестру и осторожно произнес:
— Я… я рад, что ты преодолела свою печаль. Но меня удивляет, что ты не поговорила перед этим со мной.
Словно боевой товарищ, Кримгильда положила руку на плечо брата.
— Мой дорогой Гунтер, твое королевство и так доставляет тебе много хлопот. Я никогда бы не пошла на то, чтобы из-за меня у Бургундии были неприятности.
— Золото! — прошипел Хаген. — Что насчет золота?
Король нервно дернул головой, и только этим выказал свое недовольство по поводу никем не услышанного вопроса.
— Не следует уезжать так поспешно, тем более что я могу послать корабль тебе вслед. Его будут охранять мои лучшие солдаты, — сказал Гунтер. — Они подвезут в Ксантен все, что тебе дорого, чуть позже.
Кримгильда снова смерила его странным взглядом.
— Я заберу с собой все, что принадлежит мне. Спасибо. — Повернувшись к одному из слуг, она распорядилась: — Тщательно упакуйте одежду. Я не хочу, чтобы мои вещи пострадали во время плавания по Рейну!
После того как Кримгильда столь грубо прервала разговор, Гунтеру показалось, что половина придворных смотрит на него. Хаген же в ярости прошипел:
— Нам следует отправиться обратно в тронный зал. С бургундским вином будет легче обдумать дальнейшие действия.
— Хорошо, — пробормотал Гунтер.
— Что хорошо? — переспросила Кримгильда.
— Ничего, — бросил король и ушел подальше от солнечных лучей.
Эльза и Гернот, стоявшие на балконе, слышали, как Кримгильда говорила с братом. Дочь Хагена прижалась всем телом к возлюбленному.
— Это плохо кончится.
Принц кивнул.
— Что ж, если отъезд Кримгильды будет единственным последствием всего этого, я не устану благодарить небо.
— Ты не должен был говорить ей, что Гунтер знал о смерти Зигфрида, а может, и замышлял ее.
Гернот метнул взгляд на сестру, продолжавшую отдавать приказания в связи с погрузкой корабля.
— Да, сейчас я это понимаю. Но когда она оскорбляла меня, я вдруг решил, что истина важнее, чем остатки утраченного семейного покоя.
Эльза обняла его так крепко, как только позволяли ее слабые руки.
— Ты — мой герой! Не менее гордый и великолепный, чем Зигфрид, о котором только и говорят все бургунды.
