Но Юрка, как известно, во многих случаях за словом в карман не лазил.
— Не-а, — сказал он. — Мы уже все, что можно, ограбили. Нам бы переночевать где-нибудь в тепле, а? Ну и обсушиться малость. Опять же очень не хочется, чтоб здешняя охрана помешала.
— Охрана? — Прачка была на мордочку очень приятная, и, когда она комично похлопала длинными, неприклеенными ресничками, Юрке захотелось ей улыбнуться. Тут вся охрана осталась — дед Федот и я. Дед уже спит поддавши, а я дурью маюсь. Конечно, можно из поселковой охраны вызвать, если вам не терпится.
— Нет, — сказал Таран, — без них мы запросто обойтись можем. А вот обсохнуть — это нам точно надо.
— Да, — кивнула Полина, выглядевшая совсем несчастным ребенком.
— Бедненькая! — Прачка провела рукой по мокрым волосам незваной гостьи. Куда ж ты с собой такую очкастенькую потащил? Совести у тебя нет! А может, она у тебя эта самая… заложница?
— Ну да! — проворчал Таран. — Мне за нее только что сто тысяч баксов дали — чтоб забрал и обратно не приводил! Вон, видишь, в пакете лежат?
Прачка захохотала и заметила:
— А ты парень юморной! Как насчет принять для сугреву? Это было как раз то, о чем Таран втайне мечтал, но попросить стеснялся. Конечно, он еще утром давал себе страшные клятвы, что больше ни-ни, и днем, после того как их нарушил, да еще и Фроську на подоконнике поимел, тоже зарекался пить. Однако сейчас все градусы давно выветрились, а «сугрева» душа прямо-таки жаждала.
— Мы б, конечно, не отказались…— дипломатично произнес Юрка. — Но у тебя ж вроде работа тут…
— Какая, на хрен, работа? — хмыкнула прачка. — Я ж сказала: дурью маюсь. От скуки. Дед Федот пришел, хлопнули по двести пятьдесят, ему больше ничего не надо. Пошел в будку подушку давить. Да еще дверь за собой не закрыл, козел старый. Иначе б вы хрен сюда пролезли, кстати… Одной пить западло — я ж не алкашка! А спать неохота, погода дрянь, мужика нигде не снимешь. Вот и взялась за стирку, хотя мне за нее уже хрен кто заплатит…
— Не понял… — произнес Таран. — Тебя что, уволили отсюда?
— То-то и оно, что хрен поймешь, уволили уже или еще нет. Чья теперь дача — тоже фиг разберешься, с кого расчет требовать, неизвестно. Ладно, это все мои проблемы, чего вам мозги загружать… Короче, если выпить хотите — у меня есть.
Могу парилку открыть — погреетесь на халяву. Дед Федот там сегодня нажарил, еще не выветрилось.
Конечно, Таран прекрасно понимал, что все это заманчивое предложение может оказаться чистой воды заподлянкой. Залезут они попариться, а «гостеприимная» баба в это время ментов вызовет. И возьмут их с Полиной тепленькими в легком кайфе, при пистолете и пакете с сотней тысяч баксов.
Но баба выглядела очень простецкой, и похоже, ее действительно донимали в первую очередь личные проблемы. Типа уволят — не уволят, заплатят — не заплатят. То, что у нее, в натуре, тоскливо на душе, можно было по песням понять. Раз баба в одиночестве песни поет, да еще работает, когда ей никто за это платить не собирается, — значит, настроение у нее хреновое и она рада с чертом на брудершафт выпить, не то что с какой-то подозрительной и вооруженной парочкой.
— Может, познакомимся? — предложил Таран, пока прачка вырубала из сети все свои могучие агрегаты. — Тебя как зовут?
— Сейчас обоссышься! — ухмыльнулась прачка. — Василиса!
— А чего тут странного? — удивилась Полина. — Нормальное русское имя, сказочное такое. Очень к этому теремку подходит.
— Ага, — иронически кивнула Василиса, — к теремку подходит, а вот если сокращенно называть, как тогда? А тогда получается Васька! Представляешь? Столько из-за этого приколов было — обалдеть! Может, расскажу потом побольше, а сейчас еще не пьяная — стесняюсь. А вас-то как, если не секрет?
— Я — Юра, она — Полина. — Таран ничего не стал выдумывать.
— Ну и лады. Пошли, открою вам русскую. — Василиса достала связку ключей, по-приятельски положила одну руку на плечо Тарана, другую — на плечо Полины и, вертя кольцо с ключами вокруг указательного пальца, повела своих гостей в холл, где открыла дверь, ведущую налево.
— У нас тут русская баня, — пояснила Василиса, — а напротив — финская. Сауна, короче. Но там мотор сгорел, а без вентилятора она ни хрена не пашет. Заходите!
Юрка с Полиной очутились в предбаннике, уютной и просторной комнате, отделанной резными лакированными панелями, на которых были изображены все те же русалочки, золотые рыбки с чувственными губками, водяные и добры молодцы атлетического сложения с банными вениками и шайбами. На полу лежал лакированный паркет, поверх того — ковер. По краям комнаты стояли рядком шкафчики для верхней одежды, а посередине низкий, но просторный дубовый стол, за который можно было рассадить компанию человек в двадцать. Вокруг стола размешались кожаные диванчики. Обстановку предбанника украшал резной буфет, где стояло несколько чайных сервизов и пивных кружек разных размеров, а также здоровенный самовар, расписанный под хохлому. Из буфета Василиса вынула три граненых стаканчика типа тех, которые были на даче у Фроськи, а за бутылкой и закуской слазила в холодильник.
— Наследили мы у тебя, — озабоченно произнес Таран, разглядывая грязь на паркете, которую они с Полиной натоптали своей обувкой, не решаясь пройти дальше, на ковер.
— Фигня! Затрется! — беспечно отмахнулась Василиса. — А вообще-то раздевайтесь-разувайтесь, пожалуйста. Как-никак в баню пришли. Может, стесняетесь? Так я выйду. Вон простынки в шкафчике, завернетесь. Друг друга-то вам не стеснительно, надеюсь?!
Таран хотел было сказать, что вообще-то ему лично не будет очень стеснительно, даже если Васька сама свой купальник снимет, но за Полину он не отвечает. Фиг ее знает, что она выкинет.
Впрочем, Полина на сей раз выкинула то, что резко все упростило. Пока Таран подбирал формулировки, она сказала:
— Нет, нам не стеснительно. И тебя, Василисочка, мы тоже не стесняемся. Разве ты сама стесняешься? Раз в купальнике осталась.
— Я? — ухмыльнулась Василиса. — Ни боже мой! Это которым показать нечего, те пусть стесняются. А у меня вся фигурка при мне!
Встала, подбоченилась, дернула завязочку на спине — и сразу освободилась от верха.
— Ничего? — приподняв немного разбухшими от стирки ладошками упругие мячики и бросив на Юрку явно поджигательский взгляд, сказала Василиса.
Таран, конечно, хотел отпустить какую-нибудь из фенечек типа: «Сойдет для Красной Армии» или «Сойдет для сельской местности», чем, возможно, нанес бы Василисе глубокую обиду. Но он ограничился тем, что процитировал — может, и не к месту! — «Белое солнце пустыни»:
— Павлины, говоришь? Х-хе-хе!
— А мои тебе не нравятся? — спросила Полина каким-то соревновательным тоном и, сбросив несколькими движениями мокрую одежду, обнажила грудь.
