В маленьком фойе Колосову остановил внушительных габаритов охранник с нашивкой «ЧОП „Антарес“ на левом рукаве серой куртки милицейского образца.
— Извините, вы к кому? — поинтересовался он.
— К Кириллу Петровичу, заместителю гендиректора. Охранник пристально поглядел Ирине в лицо, будто сверяя его черты с фотографией, которую ему, надо думать, показывали, и произнес:
— Третий этаж, 38-я комната. Можете воспользоваться лифтом.
— Спасибо, — Колосова миновала охранника и прошла направо, в короткий коридорчик, упиравшийся в узкую дверцу лифтовой шахты. Само собой, что ни при купце, ни при Советской власти лифта в трехэтажном здании не было, это техническое средство установил только «Кентавр». Конечно, лифт был, что называется, «не в коня корм», то есть рассчитанный на куда более высотные дома. Едва Ирина нажала кнопку с цифрой «З», как кабина уже оказалась на нужном месте.
Прямо у двери лифта ее встретили сразу двое охранников, причем таких габаритов, что, встав плечом к плечу, могли намертво перекрыть коридор. Несмотря на то, что оба они отлично знали Ирину в лицо, здесь, на «режимном» этаже особняка, куда посторонних не допускали, контроль был посерьезней, чем в фойе. У одного из стражей при себе был ручной металлоискатель, с помощью которого он отнюдь не формально убедился в том, что у Колосовой нет при себе оружия и звукозаписывающих устройств. Когда Ирина приезжала сюда впервые, несколько лет назад, ее встретили не только эти мужички, но и некая мощная дама, устроившая Колосовой личный досмотр на хорошем таможенном уровне, а в прошлый раз — дело было сразу после московских терактов в начале сентября — ее даже обнюхивала собачка, натасканная на взрывчатку. Но на сей раз, как видно, решили обойтись минимумом формальностей и пропустили быстро.
Здесь тоже был короткий коридорчик, по которому Колосова вышла на небольшой перекресток, находившийся по прямой вертикали над фойе, и, свернув налево, добралась до тупика, где и находилась дверь с номером 38.
За дверью оказалась приемная, где сидела хорошо знакомая Колосовой секретарша по имени Наташа.
— Вы на пять минут раньше пришли, — заметила она, глянув на свои часики, но Кирилл Петрович сказал пропустить вас сразу, как только появитесь.
— Спасибо! — Колосова проследовала в дверь с блестящей, «под золото» табличкой «Зам. генерального директора Максимов К.П.». Дверь была двойной, звукоизолирующей, так что даже Наташа, которая наверняка довольно много знала о своем шефе, не могла бы услышать даже случайно, о чем разговаривает Кирилл Петрович со своей столичной гостьей.
В кабинете за столом, который выглядел достаточно солидно для заместителя гендиректора, находился седовласый бородач в темно-сером костюме, немного напоминавший Эрнеста Хемингуэя в зрелые годы. Несомненно, Кириллу Петровичу было уже под шестьдесят, но называть его «стариком», хотя бы и мысленно, Колосова считала преждевременным. Во-первых, несмотря на седину, Максимов в свои немалые годы явно сберег физическое здоровье и ясность ума, а во-вторых, сохранял привлекательность с точки зрения женщин — выглядел эдаким светским львом конца XX столетия. У Колосовой его образ почему-то ассоциировался с пушкинским Троекуровым, и не только по причине совпадения имен и отчеств.
ИНФОРМАЦИЯ РАЗНОЙ СВЕЖЕСТИ
— Рад видеть! — Кирилл Петрович встал из-за стола и, подойдя к Ирине с радушной улыбкой на лице, жестом пригласил ее садиться за стол для совещаний, торцом придвинутый к начальственному. — Извините за то, что изменили время встречи, но дело сильно осложнилось по не зависящим от нас причинам.
— Если б все только от нас зависело, жить было бы совсем просто, улыбнулась Колосова. — Вы в курсе того, что произошло вчера в гостинице?
— Да, — кивнул хозяин кабинета. — Но это на ускорение нашего рандеву повлияло в минимальной степени. Значительно сильнее сказались события, которые произошли вне поля вашего зрения. Думаю, что будет полезно, если вы хотя бы вкратце будете осведомлены о них.
— Вы уверены, что мне не помешает лишняя осведомленность?
— Можете быть уверены — лишнего не сообщу, — улыбнулся Максимов. — И сделаю все от меня зависящее, чтоб вы не угодили в ситуацию, сколько-нибудь похожую на ту, что случилась в июне.
— Я тоже. Давайте по делу, Кирилл Петрович.
— Начнем с того, что вы уже знаете. Как известно, в последние два года основным источником конфликтов в криминальном мире нашей области является борьба за контроль над химкомбинатом в поселке Советский. Причем речь идет не только о борьбе за прибыльное предприятие, производящее вполне .качественные и конкурентоспособные товары бытовой химии, хотя и это дает немалый денежный куш основным акционерам. Главным же «казус белли» является бывшее режимное производство. Оно, кстати, старейшее на комбинате по времени возникновения. Ведь химкомбинат начинался в 30-е годы как оборонное предприятие. Это его уже при Хрущеве расширили , и нацелили на производство гражданской продукции. Помните, как Никита Сергеевич добавил к словам Ленина: «Коммунизм — это Советская власть плюс электрификация… и плюс химизация всей страны»?
— Нет, — мотнула головой Ирина, — я при Хрущеве совсем маленькая была. А в школе мы эту цитату не проходили.
— Немного потеряли, — усмехнулся Кирилл Петрович. — Но не в этом дело. Важно, что при Никите химкомбинат расширили почти до 40 квадратных километров целый город по территории. И оборонное производство оказалось как бы внутри этого громадья, превратилось в так называемый «14-й цех». Потом, после того, как правительство подписало соглашение об отказе от производства и применения ОВ, цех остановили. Оборудование частично демонтировали и вывезли, даже, кажется, показали международным инспекторам, что цех больше ерундой не занимается.
— А на самом деле?
— В общем и целом все было по-честному. По крайней мере со стороны государства. То есть цех по производству ОВ был закрыт. Но территория с подведенными коммуникациями, забором и помещениями осталась.
— И кто-то попытался ее использовать?
— Не спешите, Ирина Михайловна. Давайте я все изложу по порядку. ЗАО, которое приватизировало комбинат, созданное прежним, еще советским руководством предприятия, по правде сказать, с трудом выживало в новых условиях. Раньше половина продукции шла в союзные республики, а еще четверть на экспорт по линии СЭВ и в дружественные страны соцориентации. Само собой, что все эти связи полопались. Те, кто захотел из СЭВ перебраться в ЕЭС, быстренько отказались от здешней продукции. Дескать, качество низкое. На самом деле это был только предлог — качество мало чем уступало западному, а вот цена была заметно ниже. Но бывшие наши союзнички на это не смотрели: хотя Европа и штатники цену с них драли повыше, ребятам, видать, очень хотелось новых хозяев покрепче лизнуть. А братья-эсэнговцы со всей своей самостийностью сели на мель. То есть получать продукцию были не против, а платить вовремя — не очень. Комбинат работал на четверть мощности, народ болтался без дела, но увольняться не торопился и зарплату по минимуму получал. На резкие сокращения тоже идти нельзя — поселок с населением в тридцать тысяч останется без работы. А это в условиях инфляции потенциальная буза. В общем, решили господа бывшие товарищи сдать часть своей территории под складские помещения коммерсантам. Прежде всего тем, конечно, кто всякими химическими товарами торгует: моторными маслами и присадками, стеклоочистителями, стиральными порошками, красителями и прочим.
