— Удивительно, что такая необыкновенная коллекция хранится здесь, в крепостном погребе на краю света.
Она подошла немного ближе к длинному ряду банок среднего размера, осветила их и рассматривала с выражением живейшего научного интереса на липе. В это мгновение я легко мог представить ее себе в белом халате с эмблемой СС на нем. Она могла бы быть одной из них, если бы родилась на три четверти столетия раньше, с отвращением подумал я. Может быть, она и была из этих? Может быть, вовсе не Карл представлял наибольшую опасность для нас, а именно она? Или она с ним заодно, и оба они разыгрывают зловещую игру со мной и Юдифью? Почему она просто не сбежит? Хозяин гостиницы прекратил, по крайней мере сейчас, размахивать своим пистолетом, наоборот, вовсе перестал обращать на нас внимание и уставился с притворным ужасом на дюжину стеклянных емкостей, про которые мне вовсе не хотелось знать, что там.
А почему я не убегаю?
— Они использовали это в исследовательских целях, — качая головой, проговорила докторша и показала на банку, про которую она уже раньше сказала седьмая неделя, примерно двадцать пять миллиметров. Я не гинеколог, но мне не надо было внимательно всматриваться, чтобы понять, что речь идет об эмбрионе. — Тут можно все очень подробно рассмотреть. Голова занимает немного меньше половины массы, и уже видны начальные образования для ушных раковин, — с восторгом комментировала Элен, — и глаза уже сформированы, только как черные пятнышки, но тем не менее… А вот ручки и ножки… даже крошечные, бесформенные пальчики. Нечто подобное всегда производит немного неприятное впечатление. А всего несколько недель назад это была лишь сперма и женская яйцеклетка.
Она светила дальше и подробно рассказывала о каждом заформалиненном эмбрионе или плоде. Пятнадцатая неделя, закрытые, полностью сформированные глазные веки на слишком большой голове, на которой уже есть губы и маленький нос… Я как завороженный почти механически следовал взглядом за кружком света и ненавидел докторшу за ее более или менее научные, но все же в основном очень сухие пояснения. На лбу видны темные сосуды, пуповина обвивает маленькое тело, пальцы рук и ног полностью сформированы, на голову приходится примерно одна треть массы тела…
Как бы мне хотелось рявкнуть на нее, чтобы она, наконец, заткнулась! Мне хотелось выбить у нее из рук фонарь, чтобы она прекратила светить на этих малюток, которые никогда не увидят дневного света, этим ярким фонарем и заставлять меня смотреть на то, что она показывала. Но я все еще был как под гипнозом, я еще не овладел своими членами, а мой язык все еще был обложен шершавым налетом и так крепко прилип к нёбу, что я боялся: чтобы снова открыть рот, мне придется или воспользоваться руками, или влить в него как минимум несколько литров воды. А наша докторша все говорила и говорила, описывая более дюжины мертвых зародышей и, наконец, дошла до готового к рождению ребенка, который был помешен в огромный стеклянный цилиндр вместе с материнской маткой. Все органы и конечности младенца были окончательно развиты, они казались связанными, так как в матке было мало места для растущего тельца.
— Тридцать шестая неделя, — заключила Элен. — Около сорока пяти сантиметров. Этот ребенок был абсолютно жизнеспособен.
«Если бы его не убили и не вырезали вместе с маткой из материнского тела», — добавил я про себя. Цилиндр с неродившимся ребенком начал вращаться у меня перед глазами. Я на несколько секунд сомкнул веки и глубоко и медленно вдохнул и выдохнул, насколько это вообще было возможно при таком запахе и пыльном, сухом воздухе, от которого у меня щипало в носу и в горле. Когда Элен прошла несколько шагов и остановилась, Юдифь потащила меня дальше и остановилась позади докторши, чтобы уставиться на очередной препарат, который высветила Элен, с таким непонимающим выражением лица, что оно вообще казалось лишенным выражения. Карл тоже подошел к нам и рассматривал выставленные препараты одним расширенным от отчаяния глазом, в то время как другой заплывший и покрасневший глаз он мог едва приоткрыть. Его лицо совсем побледнело, и его когда-то розовая, румяная кожа казалась почти прозрачной.
В массивных стеклянных цилиндрах находились препарированные головы. И головы взрослых, но в основном головы детей, и часто такие, которые должны были бы принадлежать близнецам или сестрам и братьям, очень похожим друг на друга. В большинстве случаев из мертвой белой кожи торчали светлые волосы. В основном голубые глаза им оставили.
Я заметил, что инстинктивно перестал дышать, но не стал с этим бороться. Если я задохнусь, будет даже лучше. Потому что не думаю, что когда-нибудь я смогу стать тем же, кем был, каким приехал сюда, а еще потому, что я ни в коем случае не хотел бы быть тем человеком, каким я могу стать после возвращения из этой крепости, после экскурсии по этому подвалу, потому что я никогда больше не смогу получать удовольствие от жизни, хотя бы уже по той причине, что просто не смогу больше спать. Я был готов рехнуться, и совершенно очевидно, что я в лучшем случае мог бы стать наркоманом, ночующим под мостом, потому что я никогда не смогу переработать и успешно забыть то, что здесь случилось, что мне пришлось здесь увидеть и с чем, возможно, еще придется встретиться.
Примерно в половине случаев у этих голов была оставлена невредимой только одна сторона лица, в то время как с другой стороны были удалены либо часть кожи, либо вся кожа, либо разные мышцы и ткани. На некоторых отсутствовала только кожа с половины лица, и можно было видеть оголенные мышцы, а на некоторых была даже удалена часть черепной коробки, так что можно было видеть участки мозга.
— Это… это нетипично, — заметила Элен. Даже она на какое-то время потеряла дар речи, и ей стоило больших усилий снова заговорить. — Обычно такие препараты подготавливают иначе, я хочу сказать, что полностью удаляют кожу, для того чтобы нельзя было узнать лицо умершего… А эти… — она пожала плечами, покачала головой, снова взяла себя в руки, и произнесла следующие слова, за которые я готов был ее убить, а лучше прямо здесь расчленить и рассовать по разным банкам, превратив в такие же вот препараты, — они оставили, чтобы на них можно было посмотреть. Большинство из них довольно красивые дети. Да и проще так, даже наводит на глупые мысли…
Должно быть, она хотела мрачно пошутить, чтобы хоть немного разрядить напряженную обстановку, но это ее высказывание не привело ни к чему хорошему, как раз наоборот. Юдифь, которую я все еще обнимал за плечи, вздрогнула, как будто получила сильный удар по лицу, и в то же мгновение Карл вернулся в сознание, вспомнил, что он все еще вооружен и что он здесь руководит всей ситуацией. Он направил на Элен револьвер и препроводил ее, сверкая сердитым глазом, всего лишь на несколько шагов вперед, для того чтобы она посветила на участок стеллажей, расположенный немного повыше.
Я думал, что ничего хуже уже не может быть, но я ошибался. После созерцания отрезанных детских голов нам предстояло увидеть примерно десяток обезображенных пулевыми ранениями лиц молодых людей, иногда совсем еще юных.
— Это не боевые ранения, — нахмурив лоб, произнесла Элен.
— Почему вы пришли к такому заключению, госпожа Всезнайка? — язвительно произнес Карл, который, слава богу, снова обрел дар речи, и презрительно фыркнул. — Если их фамилии не упоминаются в Кодексе чести, это еще не значит, что они погибли не на войне. Довольно значительная часть погибших во время войны были в очень юном возрасте, насколько я знаю.
