— Сегодня днем я ездила в Бромей. Там был Жан-Марк с какой-то девицей!
— А? — спросил Филипп не оборачиваясь.
Вялость его реакции возмутила Кароль. Она повысила тон:
— Надеюсь, ты сможешь поговорить с ним! Я хочу, чтобы у меня была возможность спокойно приезжать в «Феродьер», когда мне захочется, не рискуя застать там твоего сына, занимающегося любовью с какой-то подружкой!
— Ты права, — ответил Филипп. — Он не должен туда ездить без предупреждения.
— Даже и с предупреждением! «Феродьер» — не бордель!
— Не преувеличивай! Естественно, что в его возрасте…
— Нет, Филипп!
— Что это ты вдруг стала ригористкой! — удивился он.
Она метнула на него взгляд, острый как лезвие ножа.
— Кто эта девушка? — спросил Филипп.
— Валерия де Шарнере.
Он засмеялся:
— Я был в этом уверен! — И, повернувшись на каблуках, добавил: — Она в него вцепилась! Я не удивлюсь, если в скором времени он предложит ей пожениться!
Бездонная пустота внезапно образовалась в душе Кароль. Все потускнело. Незримо подступил страх. Она была не в силах больше сдерживаться:
— Это невозможно!
— Почему?
— Он… он не любит ее!
— Откуда ты знаешь?
— Во всяком случае, это было бы абсурдом… идиотизмом!..
Она метнула эти слова с такой силой, словно они царапали ей рот.
— Я не нахожу, — задумчиво пробормотал Филипп.
— Как ты можешь?.. Тогда ты сам себе противоречишь!
— Ну нет!
— Ты ему сто раз повторял, что мужчина губит свою карьеру, когда женится слишком молодым!
— Зависит от того, на ком!
— А что в ней такого особенного, в этой маленькой дурочке?
— Она дочь Шарнере; фармацевтические лаборатории Шарнере-Дюпуйи — это кое-что!
— А его занятия правом?
— Он их продолжит для приличия. Но, если он войдет в семью Шарнере, сомневаюсь, что ему будет необходим для жизни юридический диплом!
— Ты мне противен, — прошептала она.
— А ты меня удивляешь. Ты не нашла ничего, чтобы возразить против жалкого брака Франсуазы, а когда тебе говорят о превосходной партии для Жан-Марка…
Она заупрямилась:
— Жан-Марк мужчина… Незаурядный парень… Было бы… было бы прискорбно, если бы он женился по безрассудству… Даже если родители этой девчонки богаты. Особенно если они богаты!.. Вместо того чтобы всего добиться собственными способностями, он будет обязан своим связям… А поскольку у него слабый характер, то он станет неудачником, светским неудачником, который удовлетворен собой, — самый ужасный тип!.. Ты не можешь этого желать для него, если ты любишь своего сына!..
Филипп пожал плечами:
— Если ты думаешь, что я имею на него хоть какое-то влияние!..
— Конечно, имеешь! Надо остановить это дело, пока еще есть время! Я видела их обоих! Они изображают семейную пару! Особенно она!.. Ужасная шлюха… Претенциозная, высокомерная. Спит по расчету, как все потаскухи ее возраста. Впрочем, не такая уж и хорошенькая. Слишком короткий нос, торчащие коленки…
Кароль замолчала, понимая, что переходит границы. Ей не хватало дыхания. Она сняла с шеи свое жемчужное ожерелье и положила его на камин. Затем принялась ходить по комнате, мягкое освещение в которой поддерживалось единственной включенной лампой.
— Не доводи себя до такого состояния! — сказал Филипп. — Может быть, Жан-Марк вовсе и не намерен жениться.
— Да! Но она?..
— Этого недостаточно!
— Если эта девица действительно захочет!..
— Хорошо! Я поговорю с Жан-Марком.
Он задержал Кароль и хотел заключить ее в свои объятия. Она увидела приближающееся к ней исхудавшее лицо мужа. На запавших щеках у него резко лежали две морщины. Пристежной воротничок отходил от шеи. Ее охватил ужас.
— Нет, — сказала она.
Филипп странно посмотрел на нее. Она прочитала на этой маске увядшего молодого человека обиду отвергнутого самца. С чего это у него к ней возникло желание? После того, как она обрисовала перед ним постельные приключения Жан-Марка? Или после того, как он увидел за столом свою дочь с мужчиной, с которым она делит постель? Вероятно, этот любовный аромат молодости внезапно пробудил у него аппетит.
Он предпринял еще одну попытку.
— Оставь меня! — обрезала Кароль. — Я устала…
Она села в кресло и утомленно приложила руку ко лбу. Злобная улыбка исказила лицо Филиппа. Он прошел в ванную. Она услышала, как он раздевается. Затем раздался сухой щелчок: он встал на весы.
III
Филипп положил деньги на стол и протянул Мерседес платежный бюллетень.
— Распишитесь здесь, — сказал он.
Она водрузила на нос очки в черной оправе (она не носила их на службе!) и с недоверчивым видом стала изучать его подсчеты. «Какая мерзкая рожа!» — подумал Филипп. Он никогда не разглядывал ее с таким вниманием. По-видимому, она надеялась разбудить всех, явившись в воскресенье в восемь тридцать утра. Но Филипп уже встал. Только надел халат и принимал ее в кабинете. Она продолжала стоять перед ним в своем плаще баклажанового цвета, перетянутом на талии, и читала, читала…
— Ну так что? — переспросил он с нетерпением.
— Месье забыл, что я имею право на два оплачиваемых выходных в месяц, плюс надбавка за расходы на жилье и питание! — сказала она наконец резко.
— Все это учтено в третьей строке, в графе «Разные доплаты», — сказал Филипп.
— Это не «разные доплаты»…
— Не играйте словами.
— Если в этом доме кто-то и играет, то, конечно, не я, месье, ведь речь идет о моем заработке. Мне нужно подробное перечисление…
Он со злостью взял платежный бюллетень, дополнил его на полях и вернул ей. Мерседес вынула из сумки бумажку и сравнила собственные выкладки с вычислениями Филиппа. Ее губы быстро шевелились. Она повторяла цифры по-испански.
Через минуту она сказала:
— А транспортные издержки? О них вы забыли?
— Верно, — сказал он. — Сколько?
— Тридцать семь франков семьдесят пять сантимов.
Он исправил сумму и буркнул:
— Все?
— Да, месье.
— Тогда подпишите.
— Зачем?
— Затем, что я хочу иметь подтверждение, что сегодня вам хорошо заплатил!
— Но вы мне пока еще не заплатили!
