— Что ж, отличная мысль.
— Ты согласна со мной?
— Конечно.
Лицо ее оставалось спокойным. Темно-серые глаза по-прежнему смотрели в потолок. Жан-Марк не мог не восхититься ее выдержкой. Скрывала ли она свои чувства из гордости или ее и вправду не трогала возможная разлука? Во всяком случае, своим тактом она облегчила его задачу. В благодарность он чуть не сжал Кароль в объятиях. Порыв ветра шевельнул портьеры. Солнечные блики замелькали на стенах комнаты. Кароль взяла со стула халат Жан-Марка и, вставая, накинула его на плечи так ловко, что он едва успел увидеть голую ногу и округлую смуглую грудь. Она пошла за ширму одеваться. А было всего шесть часов. Может быть, Кароль уходит раньше из-за того, что он ей сказал?.. Он не посмел спросить и тихо лежал на кровати, заложив руки за голову. Кароль появилась в своем светло-желтом костюме, причесанная, тщательно подкрашенная.
— Насчет Греции, — сказала она мягко, — я сама поговорю с твоим отцом, скажу ему, что мне не хочется, чтобы ты ехал с нами.
— Почему? — спросил он удивленно.
Кароль обратила на него непроницаемый взгляд, усмехнулась и ответила:
— А тебе не кажется, что так будет приличнее?
* * *
Филипп откинулся на спинку кресла, посмотрел на жену, сидящую перед ним на диване среди разбросанных подушек и, стараясь выиграть время, сказал:
— Надо признаться, это для меня неожиданность!
— Ты действительно огорчен, что дети не поедут с нами? — спросила Кароль.
— Нет, но…
— Мы так редко бываем наедине!
— Но мы не будем наедине, даже если не поедут Франсуаза и Жан-Марк! Остаются Жорж с Марианной. Адриен с Луизой, Дюурионы…
— Только супружеские пары, Филипп!
— Да, это верно!
— Мне бы хотелось, — сказала она, потупившись, — чтобы и мы хоть изредка были парой.
Филиппа поневоле тронули эти слова, произнесенные тихим голосом. Как она к нему привязана! Последнее время он слишком отдалился от жены. Близость между ними исчезла незаметно для него. Чужие под одной крышей. Она уже давно перестала его интересовать. Но сегодня… В бледно-желтом костюме с открытой шеей, немного грустная, она показалась ему привлекательной, особенно в этой гостиной, выдержанной в мягких тонах, которые так удачно гармонировали с красками ее лица и даже с ее манерой говорить, двигаться… И все же Филипп жалел, что в угоду Кароль он вынужден отказаться от общества Жан-Марка в Греции. Он уже представлял себе, как они будут бродить по выжженным холмам, среди благородных, полных древней мудрости руин, говорить об античной архитектуре, о смысле истории, цивилизующей роли торговли, о достоинствах и недостатках молодого поколения. Никто не поймет его лучше сына. Филиппа нисколько не тронуло то, что Франсуаза раздумала ехать, другое дело — Жан-Марк. Он и сам не ожидал, что просьба Кароль так огорчит его. Бедный мальчик, как он мечтал об этой поездке! Впрочем, растрогавшись, Филипп тут же спохватился и стал убеждать себя, что прихоть красивой женщины значит для него больше любого желания сына. Для мужчины в расцвете сил легче поступиться отцовской привязанностью. Настоящий мужчина зачинает детей, но не подставляет им свою шею. Для него только женщина что-то значит. Жена или любовница — не все ли равно? Женщина есть женщина! Однако не следует слишком быстро уступать Кароль. Он пробурчал:
— Мне неприятно за Жан-Марка. Ведь мы ему обещали… Он, должно быть, расстроится!
— Напрасно ты так думаешь! — возразила Кароль. — Молодежь трудно понять! Родители часто идут ради детей на лишения и жертвы, пока не замечают, что те мечтают об одном: чтобы их оставили в покое. По-моему, Жан-Марку гораздо больше хочется поехать со своим приятелем Копленом в Америку.
— Коплен собирается в Соединенные Штаты?
— Да, как будто. Сразу после экзаменов.
— И Жан-Марк хочет ехать с ним?
— Я так заключила из некоторых наших разговоров, но, может, я и ошибаюсь…
Вдруг просветлев, Филипп поднял голову. Он уже загорелся новой идеей:
— А знаешь, ему полезно съездить в Америку!
— Ну, конечно! — согласилась Кароль.
— Я поручу Кроуфорду заняться им. Мальчик усовершенствуется в английском языке, поездит по стране, познакомится кое с кем из наших клиентов… Но, насколько я его знаю, он вряд ли захочет менять свои планы!
— Спроси его сам.
— А если он ответит, что предпочитает поехать в Грецию?
— Ну уж ты-то сумеешь его убедить! — ответила Кароль, ласково коснувшись руки мужа.
Филипп засмеялся, расправив плечи и выпятив грудь. В такие минуты ему казалось, будто он стоит на носу корабля. Ветер бьет в лицо, а он напряженно вглядывается в линию горизонта.
— Значит, вся семья разбредется в разные стороны. Даниэль на Берег Слоновой Кости, Жан-Марк — в Соединенные Штаты, Франсуаза — в Тук… Да, кстати, я бы все-таки хотел, чтобы она вернулась к экзаменам!
— Не слишком рассчитывай на это, Филипп, — сказала Кароль, вставая.
— Почему?
— Сейчас объясню. Но пойдем, я хочу переодеться перед обедом.
Филипп последовал за женой в спальню. Кароль сняла костюм, надела легкое домашнее платье цвета чайной розы и уселась перед туалетным столиком, чтобы поправить прическу. Стоя за ее спиной, Филипп в зеркало наблюдал за ней. Он уже забыл про Франсуазу. О ней заговорила Кароль.
— Да, так насчет Франсуазы… Она пережила серьезную драму!
— Подумаешь, девичьи увлечения!
— Но это увлечение зашло довольно далеко, Филипп!
— Что?! Все же, надеюсь, она не спуталась с этим типом? — вскричал он.
Собственная горячность удивила Филиппа. На его взгляд, Кароль слишком медлила с ответом. Наконец она сказала:
— Не думаю, хотя от нынешней молодежи всего можно ожидать.
Филипп вдруг рассердился на Франсуазу за то, что она тоже всего лишь самка. То, что он ценил в других чувственность, слабость, легкомыслие, — претило ему в дочери, словно порок.
— Комедиантка! Вспомнить только, какой у нее всегда вид — этакая святоша, примерная ученица…
— Не нападай на нее. Повторяю, по-моему, между ней и этим юношей не произошло ничего серьезного.
— Кто он такой?
— Студент, кажется.
— Как его зовут?
— Не все ли равно! Она дала мне понять, что больше его не увидит…
— Ну, так я сам хочу от нее услышать это. В воскресенье мы поедем в Тук и заберем ее. Нечего ей торчать у Мадлен!
Кароль покачала головой.
— Не стоит, Филипп. Увидев тебя, она может разволноваться. А врач сказал мне…
— Врач? Какой врач? Да что тут у вас было?
