Там, куда их отвезут, тортами не кормят!
Сам-то Василий Сергеевич любил периодически порадовать себя сладеньким. Большей частью предпочитал «Киевский», еще временами любил побаловаться «Трюфельным». А торт «Сказка» чегото никогда не покупал. Может, и зря, кстати.
Интересно, что это за торт такой!..
Василий Сергеевич, придерживая плечом трубку, подковырнул крышку двумя руками и аккуратно приподнял ее.
Тяжело дыша от быстрого бега, Вова с удивлением разглядывал опустевшую скамейку, когда в доме позади него раздался мощный взрыв.
Вова в недоумении оглянулся, задрал голову и, открыв рот, с любопытством уставился на зияющий выбитыми пустыми окнами этаж.
Он, однако, никак не связал это весьма примечательное событие с человеком, которого сейчас тщетно пытался разыскать.
Эпилог
Снова наступила наводящая тоску осень. Магазин «Свет и Уют» закрыли на переоборудование, так что у Мити выпало несколько свободных дней. Он решил воспользоваться этим и поехать в центр, походить по магазинам.
Митя вышел из метро на станции «Пушкинская» и, поеживаясь от сырости, пошел по подземному переходу на ту сторону Тверской. Когда он уже почти завернул за угол, чтобы подняться наверх, навстречу выехала инвалидная коляска, которую толкала перед собой пожилая, сухонькая женщина.
В коляске сидел безногий мальчуган лет десяти-двенадцати, точно Митя не определил. Он посторонился, чтобы пропустить инвалида, и глаза их на секунду встретились.
Инвалид ему понравился. Славный парнишка, сразу видно. Понимает, что создает неудобство прохожим. Улыбнулся ему извиняющейся открытой улыбкой. Митя тоже невольно улыбнулся в ответ.
Интересно было бы узнать, как мальчишке оторвало ноги. Ампутированы они на одинаковом уровне. При взрыве так чисто не срезает. Видимо, что-то другое.
Митя поднялся по лестнице и, пряча лицо от мелкого противного дождя, зашагал в сторону Маяковки.
Встреченный инвалид постепенно вылетел у него из головы.
Ему нужно было сделать целый ряд покупок, небольших, но весьма важных для успеха его будущих планов.
Родька оглянулся на посторонившегося прохожего и, поймав взгляд толкающей коляску Вороны, одарил и ее обаятельной улыбкой.
А чего, не жалко!
С тех пор как братана нашли мертвым в овраге, а мать забухала так, что ее забрали с концами, соседка взяла на себя всю заботу о нем. Кормит его и поит вместе со своим Андрюшкой и на работу возит.
Из-за работы они, правда, долго ругались. Ворона хотела, чтобы он работать бросил, учиться стал. Но Родька настоял на своем. Рогом уперся, ну она и сдалась в конце концов. И правильно, без работы он не может, в этом его жизнь. Пусть внучок ее несмышленый учится, а у Родьки другие дела.
Сегодня Ворона за ним смотрит, ухаживает, а завтра, к примеру, ему это надоест, так он ее спокойно и пошлет, потому как он человек независимый, у него свои денежки есть. Плюс еще от прошлых делишек кое-что осталось. В загашничке лежит, под половицей.
Правда, обнаружилось, что братан, зараза, переполовинил его тайничок, в том числе и агатовый кулон на золотой цепке, принадлежавший когда-то артистке Гаврилиной, загреб. Ну да ладно, Родька не в обиде, чего с покойника возьмешь!
Покамесь надо еще наварить побольше, а дальше поглядим. Пусть Ворона покрутится, потрудится, ей делать-то не хрен целыми днями, только в радость его возить.
Она небось гордится, что вот, мол, какое доброе дело делает. Ну и хорошо, пущай пока радуется, все ж таки горе у нее — одну дочку похоронила, другая в психушке лежит.
Родька, когда у нее фотку той бабы увидел, в первый момент даже прибалдел. Ну надо ж, как мир тесен-то! Выходит, Андрюшка этот лопоухий — родной сынок покойной артистки Гаврилиной.
Родька вспомнил, как однажды сказал Лапша, братановский друган: «Причудливо тасуется колода!»
Так и есть, Лапша в корень смотрел.
Охуительно причудливо она тасуется.
Ревекка Аароновна разместила Родьку на его месте и, убедившись, что он всем доволен, пошла назад по переходу, на ходу оборачиваясь и помахивая ему рукой.
Она искренно привязалась к сообразительному мальчику за эти последние недели, жалела его бесконечно. Их очень сроднило горе. У Родьки никого не осталось, да и у нее по сути тоже.
Этот страшный смертоносный год унес не только Аллу, но и младшенького, Володю, который не вернулся с гор. Ревекка Аароновна с самого начала была против этой безумной поездки, чуяло ее сердце, что ничего хорошего из нее не выйдет. Но разве Володю переупрямишь!..
Как будто рок какой-то повис над ее семьей! Там же, где-то в проклятых горах, почти в то же время погиб и внук Витенька, Наташенькин сын.
Как она все вынесла, самой непонятно.
Но ничего не поделаешь, жить надо!
Не ради себя, конечно, — ее жизнь давно кончилась, — а ради второго внука — Андрюши, оказавшегося теперь полным сиротой. Бедный ребенок все еще не пришел в себя от ужасной смерти отца, произошедшей прямо у него на глазах. Каков бы ни был покойный, но все ж таки хоть какой-то отец…
Кому понадобилась его смерть, кто его взорвал, так и осталось неизвестным. Да, собственно, никто толком и не расследовал его гибель, слишком много подобных происшествий происходит в городе, до всего руки у милиции не доходят.
Андрюшеньке теперь требуется полнейший покой, ласка, может быть, постепенно эта травма сгладится, забудется. Пока что он просыпается с криками посреди ночи, ему необходима постоянная забота.
Жить следовало и ради Наташи, оставшейся вдовой, и теперь еще ради этого несчастного соседского мальчика, с которым неизвестно что станется, если она не будет о нем заботиться.
Ревекка Аароновна надеялась добиться официального опекунства, тогда Родьку никто не тронет, по крайней мере пока она жива.
Вот поправится Эмиль Рафаилович, ее бывший муж, он поможет, он все эти ходы-выходы знает.
Ревекка Аароновна вышла на улицу, села в ожидавшее ее такси. Вообще-то они с Родькой ездили на метро, в конце концов приспособились, выбирали время, когда народу мало — позднее утро, поздний вечер. Но сегодня уж больно много дел накопилось.
Сначала ей предстояло ехать в конец Ленинградского проспекта, в психиатрическую больницу № 13, где лежала Наташа, угодившая туда после загадочного исчезновения мужа во время их отдыха в Финляндии.
Бедная Наташа, полностью лишившаяся рассудка, так и не смогла никогда объяснить, что произошло на этом чертовом острове. Скорее всего Эдик все-таки утонул, но тела, однако, так и не нашли, хотя водолазы три дня обследовали дно.
