Была такая у одного одноклассника Катеньки Стрельцовой. Его папа был военным, и до Саратовской дырени служил несколько лет в тогдашнем ГДРе. Оттуда и привез сынуле подарочек.
Стрельцова смотрела в иллюминатор и не верила, что так — может быть на самом деле.
— Привет! — сказал Эдик и подсел к Катьке. — Ты была в Париже?
— Не-е… — протянула Катька и растерянно улыбаясь оглянулась на басиста. — А ты?
— А я был.
— И там всегда так?
— Да.
— Как в рожественской сказке? — не могла никак прийти в себя певица.
— М-м-м… да! Пожалуй, так, — сказал Эдик и вытащил из кармана справочник для туриста. — Давай посмотрим, куда мы пойдем сначала!
Он распахнул карту.
Узлы событий
Изредка сверяясь с картой, Марго брела по какой-то длинной улице, потом по виадуку, под которым расходился веер железнодорожных путей, потом по мостику через канал. На той стороне навстречу ей попалась масса мужчин одетых в черные пальто, черные плоские шляпы и с кудрявыми завитками по бокам смурных лиц. Марго остановилась, пораженная зрелищем, и не сразу догадалась, что это просто еврейские мужчины идут из Синагоги, которая, должно быть, где-то тут рядом. Впрочем, ее растерянность можно было понять — такое количество продвинутых евреев она видела впервые в жизни.
Миновав черную толпу, Марго проследовала в небольшую улочку, где в очередной раз оскандалилась — из ворот выезжал красивый черный «Линкольн» с затененными чистенькими стеклами. Коша как нормальная русская идиотка шарахнулась в сторону, но водитель, еле видимый за дымкой стекол, заулыбался и знаками всячески настаивал, чтобы девушка двигалась первой. А дымка стекла делала улыбку водилы похожей на сфуматто времени, которое изменяет цвет лака, покрывающего старинную живопись. Марго торопливо перебежала перед огромным плоским капотом, и «Линкольн» с нежным фырчанием скрылся за поворотом улочки. Еще около сотни метров Коша передвигалась по тротуару в безсознательном состоянии, сгорая от стыда за свою колхозность и страдая от недоступности того мира, которую только подчеркнула приятная улыбка хозяина «Линкольн».
Кошу мучила одна вещь. Аурелия объявила ей с утра о том, что вечером у нее вечерина по поводу дня Рождения, и следовало же что-то подарить француженке.
Ау, конечно, хотела бы стать обладательницей одной из начатых работ Марго. Именно на это она и намекала, когда вечером мило объявила о вечеринке. Но именно этот вариант ни в коей мере не мог устроить Кошу. Двадцать работ в месяц, которые надо сделать для Жака и так нелегкая задача! Восемь часов в день на четырех костях — не каждый выдержит. Поэтому ясно, что Марго пыталась увернуться от выполнения желания Ау.
Если бы были деньги, можно было бы купить какую-нибудь дребедень типа альбома по искусству Древнего Египта. При страстной любви Аурелии к этой теме, альбом вполне заменил бы желанный ею холст.
Но альбом стоил неимоверных денег. Таких у Марго не было.
Она собралась выйти из дома и купить хотя бы цветы, но, одевая куртку, засула руку в карман и обнаружила там колечко-змейку, подаренное Роней и рубин, найденный уже в кармане Ритиной куртки.
Вряд ли кольцо это чего-то стоило. И вообще, странное сочетание рубина и серебра. Но это лучше, чем ничего.
Полазив по желтым страницам в Сети, Марго нашла недорогую ювелирку на улице Кримэ и отправилсь туда.
Теперь Марго уже почти дошла до места назначения. И начала смотреть на номера домов. Она прошла мимо православной церковки, расположенной в глубине небольшого зеленого дворика, и, удовлетворяя любопытство, зашла туда. Церковка была открыта и туда время от времени заходили волосатые парни с рюкзаками, пожилые дамы с непокрытыми против русского обычая головами, старые хлыщеватые дедки французского разлива. Зашел один негр и китаец. И хотя заведение провозглашало себя православным подворьем, от него не веяло мрачным исступлением, каким веет от церквей православной метрополии. Да и поп прошел не такой сытый и презирающий человечество, как обычные русские батюшки, прошедшие школу ГБ и семинарий.
Марго с тоской покинула заведение, решив не отвлекаться от основной цели похода.
Еще несколько домов. А вот и салон.
В витрине спала толстая серая кошка. Лениво подергивала хвостом и жмурилась на солнце. Над кошкой в витрине висели старые марионетки, мечи, китайские шары, колокольчики и другие предметы, назначение которых было загадочным и таинственным. Тяжелая дубовая дверь медленно поддалась, Марго переступила порог и увидела в глубине салона высокого седого старика. Он сидел за небольшим столиком и что-то писал.
— Добрый день, — довольно робко сказала Марго и остановилась посреди помещения на шахматном плиточном полу.
Это была самая чуднАная мастерская, какую ей доводилось только когда-либо видеть. Хотя, если честно, видела она в основном вывески. Что ей там, внутри, делать-то? На стенах Марго увидела несколько старинных гравюр и пару резных иконостаса. Один из листов, забранный в тонкую черную рамочку, без сомнения принадлежал руке Дюрера (либо хорошая копия). Рядом висело несколько ящиков, разбитых тонкими переборками на маленькие ячейки и в них была масса странных вещей — маленькие бутылочки, стеклянные шарики, старые часы, обломки каких-то механизмов, ключи, фарфоровые статуэтки, засохшие цветы, морские раковины, друзы кварца и аметиста, обкатанные морем гальки, обломок амфоры, отпечатак древнего триллобита. Деревянные паяцы стояли на маленьких полочках. Их лица казались почти живыми и выглядели так, будто паяцы объелись кислоты. Масса фарфоровых статуэток, куколок, кружечек и заколок виднелись за золотистым стеклом шкафчика. И только в большой витрине, рядом с которой сидел старик, Марго увидела кольца, браслеты, кулоны и прочее, что можно было назвать ювелирными изделиями.
Золота тут было немного — преобладало серебро.
Зато все вещи были потрясающей неповторимой формы.
Зато часть из них были очень древними.
— Приветствую Вас, мадмуазель, — сказал старик голосом волшебника из детского фильма. — Сегодня особенный день, неправда ли? Он наверняка будет таким же обычным, как и многие предыдущие дни. Весь день я проведу в мастерской, потом за мной зайдет Домино — цветочник из лавки напротив, и мы пойдем с ним в кафе пропустить по стаканчику вина, после этого я вернусь домой и, почитав книгу, лягу спать. Возможно, я выйду на балкон и буду долго смотреть на заходящее солнце, размышляя о непостижимости бытия. Все — как всегда. И все-таки этот день особенный. Я понял это сразу, как только проснулся. Сегодня время идет гораздо медленнее обычного. Может быть, просто я проснулся в тот момент, когда мир ждал моего пробуждения, и я оказался кстати, поэтому мне доставляют неизъяснимое наслаждение самые простые вещи. Каждое мгновение, каждое дуновение ветра, запах, крик птицы, шаги прохожего, полосатая тень, подающая на стену — все это кажется мне выражением неизъяснимой прекрасной истины.
