Коша перебралась в комнату. Там было гораздо сумрачнее, горела маленькая настольная лампа. На диване валялась Муся, за столом сидели Зыскин, Котов и Рыжин. Коша взяла «ВОГ» и села у дверей в кухню, чтобы на страницы падал свет. Мимо нее прошел Евгений и устроился напротив у стены. Он совсем почти не пил, а просто носил с собой один и тот же стакан. Коша заметила, что он украдкой наблюдает за ней. Зыскин с Котовым обсуждали что-то серьезное. Судя по их лицам — дела. Зыскин кивал и катал пустой стакан. Котов что-то втирал, наклонившись вперед.
Странно было видеть Котова почти трезвым и таким серьезным.
Рыжин пытался чего-то добиться от магнитофона.
Муся соскользнула с дивана, закурила и подсела к Зыскину:
— Ну что? — сказал он, отвернувшись от Котова. — Какие планы? До утра? Не хочешь со мной поехать? Поспишь в постели, как человек. Родители на дачу уехали…
— Ой! Даже не знаю… — Муся жеманно склонила голову. — У нас с Кошей тоже постель ничего себе. А! Представляешь, недавно была на вечеринке и нашла такую фишку. Засунула голову в низкочастотый динамик, и меня так проперло! Просто! Ты знаешь, мне так обидно за Кошу. У нее такие суперские картины. А эти мудаки не понимают… Ну, почему? Неужели это все из-за яиц? Неужели нельзя быть просто людьми? Яйца отдельно — картины отдельно.
Закончив выступление, она отхлебнула из Зыскинского стакана.
— Яйца — это и есть жизнь, — вздохнул Зыскин. — Как же их отделить?
— Но скажи, почему ей труднее, а ей еще сильнее мешают? — возмутилась Муся и громко двинула стакан по столу, уже совсем пьяненькая, она взглянула на спину Рыжина и добавила. — А этот Валек, просто… Бе-е-е… Бе-е-е-е-е! Вот скажи! Почему?
— Потому — кончается на «У», — обиженно сказал Зыскин. — Я с тобой согласен. Я тоже за справедливость. Я за светлое будущее, где ни у кого не будет яиц! За роботов без яиц! Я хочу с тобой выпить. Давай!
— Давай! — сказала Муся.
И они выпили.
Муся откинулась на спинку стула и поджала под себя ногу.
Хлопнула дверь.
Вернулся Ринат. Прошел мимо Коши, не заметив ее. Муся посмотрела на него долгим мутным взглядом. Коша со вздохом отложила журнал. Внутри все перевернулось и обожгло желудок крысиным укусом. Она терпеливо ждала, как это будет, и что она будет чувствовать дальше, когда они будут делать э т о, и она э т о увидит. Ждала, как ждут очереди перед кабинетом зубного.
Отвела глаза и наткнулась на прямой взгляд Евгения.
— Что уставился? Что ты на меня уставился? — зло сказала она. — Какое право ты имеешь на меня так пялиться?
Она резко поднялась на ноги и швырнула журнал. Опять она разрывалась между местью и желанием. Между желанием свободы и желанием плена.
Ринат подошел к Мусе и поцеловал в губы «по-взрослому».
Они свалились на диван и занялись изучением анатомии друг друга.
Коша заставила легкие вдохнуть. Никто не хочет никаких сложностей. А она хотела. Коша подсела к Зыскину. Конечно, надо было уже уйти. Котов опрокинул стакан и громко объявил, что хочет жрать:
— Блин! От хозяина тут уже ничего не добьешься! Рыжин! Пойдем на кухню! Сожрем что-нибудь! В холодильнике, наверно, есть…
И они четверо — Зыскин, Рыжин, Котов и Коша — удалились на кухню. Потом последним приперся Евгений.
— Давай! — Зыскин поднял стакан, протянул Коше второй и неожиданно ласково погладил ее по голове.
— Ага! — Коша опрокинула в себя сразу всю водку. Лучше бы это была синильная кислота.
Рыжин закрылся в туалете и пел там громкую песню. Евгений молча пожирал Кошу глазами. На него она старалась не обращать внимания. Котов шуровал в холодильнике.
— Черт! Жрать хочется! Что за вечеринка? Хозяин трахается, выпивка кончилась, блядей нет! У-у-у!
— Знаешь, почем ушли твои работы? — тихо спросил Зыскин.
— А что, они уже ушли?! — Коша в изумлении вытаращила глаза. — Как это?!
— Какой-то француз приехал и взял все по штукарю за каждую… То ли Арнольд, то ли Артур…
— А ты откуда знаешь?
— Рыжин сказал, он случайно увидел, как их грузили в машину. Только ты не кипятись сейчас. Не устраивай ему разборки. Он-то не причем. Наоборот. Он как-то, опять же случайно, разговор Валька с Прыщом подслушал. То ли Прыщу денег мало было, то ли еще что… Короче, Прыщ разорался на всю галерею. Валек не пожалел своей руки, чтобы ему мозги подправить и заодно лицо. Он теперь с пластырем ходит.
Коша с грустью сравнила названную сумму и ту, которую получила от Валентина сама. Разница была нереальна. Она покосилась взглядом в комнату — на диване продолжался урок анатомии. Желудок сжался.
Никчемная! Никчемная! Никчемная!
— Да и хер с ними… Все равно мне их никак не получить было, — сказала она зло. Трезвея и мрачнея.
Вдруг Зыскин обнаружил, что кончилась выпивка.
— Однако, водка кончилась. Однако, в магазинку надо… Кто со мной пойдет? Вы пойдете? — Он покачал в воздухе пустой бутылкой.
— Пойдем! — ответил Котов за себя и за Рыжина.
Зыскин грустно глянул на Кошу и очень тихо одними губами спросил:
— А ты? Пусть они тут. А мы пойдем.
Коша молча покачала головой.
— А, может, пойдешь? — спросил Зыскин снова, взглянув на возню на диване.
Коша помотала головой:
Зыскин ткнул Евгения, сидящего у стены, в плечо:
— Айда!
Тот нехотя поднялся.
Они шумной гурьбой прокатились по лестнице, потом по двору. Голоса стихли, скрывшись за аркой. Распластавшись на подоконнике, Коша нависла над провалом двора. В небе медленно летела звездочка спутника еле видная на фоне светлого ночного неба. Стена дома круто уходила вниз. Черная кошка Рината сидела посреди асфальтового каре в глубокой задумчивости.
— Чернуха! — шепнула ей Коша.
И эхо усилило шепот до жестяного шелеста.
Чернуха повернула мордочку и одними губами еле слышно произнесла:
— Мя-а-а.
Коша почувствовала спиной Рината.
Он подошел к ней и потянул за собой.
— Пойдем к нам. Ты же хотела!
Наклонился и поцеловал. Она позволила довести себя до дивана, равнодушно проследила, как Ринат стащил с нее платье, потом вяло повалилась в Мусины объятья. Коша заблудилась в перепутанных чувствах. Было так странно ощущать настоящее. Коша следила за тем, как ее тело все еще отзывается на движения любовника, и одновременно была где-то рядом — смотрела на все со стороны и думала, зачем ей это? Она попыталась что-либо почувствовать, но не смогла — потому, что не знала, что нужно чувствовать в такой ситуации.
