Господи, просто поразительно, что он до сих пор жив
ненаблюдательный, недовинченный, недокрученный. В блокноте было какое-то
выразительное определение для человека подобного склада, еще более
презрительное, чем просто «лох». Ах да: «чайник некипяченый». Сэр Николас А.
Фандорин, М.А., Bt., Ч.Н. – вот как следовало бы именовать себя на визитной
карточке.
– Будем подводить итоги, – печально сказал Николас. – Ясно
только то, что профессиональный киллер хочет меня убить, а некий сомнительный
предприниматель ставит ему палки в колеса. Что все это значит? Чем я угодил
господину Coco и не угодил веселому человеку в очках?
Вопрос повис в воздухе.
– Третий час ночи, я валюсь с ног, – объявила Алтын,
соскользнув с кухонного стола на пол. – Денек был полный финиш, забудемся сном.
Утро вечера мудренее.
Фандорин вздохнул:
– Мне это сегодня уже говорили.
* * *
Все-таки на столе было жестко и неудобно. Хоть в разложенном
виде он был и длинный, ноги все равно свисали, а подушка норовила уползти.
Имелась альтернатива – устроиться на полу, но она уже
рассматривалась и была решительно отвергнута.
– Кровать у меня одна, к тому же девичья, – сказала Алтын,
когда они переместились из кухни в комнату. – Да ты на ней в любом случае не
поместился бы.
– Накидайте мне каких-нибудь тряпок, и я прекрасно устроюсь
на полу, – ответил он. Уже и место присмотрел – у стены, под огромными
динамиками. Не свалятся?
– Ты к мышам нормально относишься? – спросила хозяйка.
– Вообще-то не очень, – насторожился Фандорин. – А что, у
вас есть мыши?
И опасливо покосился по сторонам. В маленькой комнате было
не очень-то чисто: поцарапанный паркет давно не протирали, на старинном буфете
с резными башенками серели разводы пыли. Кроме этого монументального
сооружения, наверняка помнившего графа Витте-Сахалинского, здесь была еще
пресловутая девичья кровать, обеденный стол, верстачок с компьютером, огромная
стереосистема, два телевизора один на другом (ну да – журналистка) и
один-единственный стул. Не сказать чтобы уютно, а уж бардак (хорошее слово, еще
из прежних, старорусских времен) такой, что аккуратный магистр только головой
покачал. На полу лежали недочитанные книжки и газеты с коричневыми кружками от
кофейной чашки, под стулом валялась маленькая кроссовка, а на оконном
шпингалете сушилась какая-то интимная деталь дамского туалета.
– Не мыши, а мышь, – ответила Алтын, доставая откуда-то
из-под кровати стопку постельного белья. – Ее Алисой звать, она живет вон там,
за буфетом. Я ее сыром кормлю и печеньем, «Юбилейным». Она чужих стесняется,
вот и спряталась.
Но ночью обязательно вылезет знакомиться. Очень любознательная,
вроде меня. Если же ты не хочешь с ней знакомиться, я стол раздвину, он
длинный.
Так и расположились: она на кровати, он на столе. Погасили
свет. Николас пожелал хозяйке спокойной ночи, ответного пожелания не дождался.
Какое-то время было тихо.
Потом Алтын Мамаева хмыкнула:
– Николас Фандорин. Ну и имечко! Тебя как друзья зовут? Ник?
– Нет, старые друзья зовут меня Ниф-Ниф. Это, знаете ли,
такой персонаж из…
– Знаю, – оборвала она. – В России тоже книжки читают.
Побольше, чем у вас в Англии… Нет, я тебя Ниф-Нифом звать не буду, на поросенка
ты не похож. Ты похож на ежика в тумане.
Почему? – удивился Николас. – То есть, почему в тумане,
понятно. Но почему ежик? Разве я колючий?
– Называть тебя «Колей» язык не повернется, – задумчиво
продолжила она, пропустив вопрос мимо ушей – все-таки с воспитанием у Алтын
Мамаевой не все было в порядке. – Какой из тебя «Коля»… «Николас» – это что-то
из Диккенса. Буду звать тебя «Ника», окей? И перестань мне «выкать», это теперь
не в моде. Ты меня еще по отчеству называй: Алтын Фархатовна.
– Так вы… то есть ты – татарка? – догадался Николас.
Теперь разъяснились острые скулы и некоторая миндалевидность
глаз.
– Это у меня отец был злой татарин, – мрачно ответила она.
Осчастливил имечком. А я по национальности москвичка.
– Он правда был злой?
Фандорин представил себе несчастное, бесприютное советское
детство: отец-алкоголик, коммуналка, пионерлагерь. Тогда понятно, отчего бедная
девушка не научилась улыбаться.
– Нет, неправда. Он был умный. Хотел, чтоб я не стеснялась
быть татаркой и закаляла характер. Вот я и закаляла… Думаешь, легко быть
«Алтын-мамаевой» в бескудниковской школе? Пока маленькая и глупая была,
стеснялась своего имени. Хотела, чтоб называли Аллой. Но от этого только хуже
дразнили. Золотухой. Это я как-то сдуру похвасталась, что по-татарски «алтын» –
золото, а у меня к тому же и прыщики были, – пояснила она. – Еще Копейкой
обзывали и Полушкой – это уже из-за роста.
Живое воображение магистра вмиг нарисовало черненькую
девочку в синем школьном костюмчике и пионерском галстуке – некрасивую,
замкнутую, самую маленькую в классе.
– Ладно, – недовольно буркнула Алтын. – Автобиографию я тебе
как-нибудь потом расскажу. Если доживешь.
Эта жестокая ремарка вернула Фандорина из сентиментального
настроения к реальности. Он заворочался, завздыхал. Подумал: лежу на столе, как
покойник. А завтра, может быть, я буду лежать на столе в морге, уже ни о чем не
тревожась. А я, быть может, я в гробницы сойду таинственную сень.
Нет уж, если переходить на стихи, то лучше пусть будет
лимерик…
Сочинив разухабистое пятистишье, он небрежно
поинтересовался:
– А что мы будем делать завтра? Идеи есть?
– Есть, – ответил из темноты звонкий голос. – Я Каэспешника
твоего пару раз щелкнула. Съезжу в редакцию, отпечатаю фотки. Потом наведаюсь к
одному знакомому на Петровку, покажу. Может, что и прояснится.
Тут мысли магистра истории приняли самоедское направление.
Постыдный контраст – маленькая женщина большого калибра и здоровенный мужчина
маленького калибра (черт бы побрал злоязычие профессора Крисби). Как любят
говорить в телерекламе, почувствуйте разницу: Николас на сантиметр не дорос до
двух метров, а напористая девчонка на сантиметр переросла полтора метра. Метраж
тут значения не имеет, существенны только приставки – недо и пере. Эта малютка
разговаривает с ним так, будто она взрослая, а он подросток – при том, что он,
должно быть, лет на десять ее старше.
