Он словно говорил все это вслух, и на минуту ему даже показалось, что она это слышит, потому что в ее глазах — или ему почудилось? — что-то мелькнуло, подобное пониманию и сочувствию, мелькнуло — и погасло…
— Говорите же…
— Ваше имя я узнал от вашей дочери, — сказал он, удивляясь тому, что вместо возвышенных речей получилось так по-земному просто.
— Надя? — удивилась она. — Господи, зачем?!
— Она мне встретилась совершенно случайно, — начал оправдываться он.
«Какая глупость, почему я чувствую себя виноватым?»
— Ох, Надя… Чего же она от вас хотела?
Теперь в ее глазах появилось беспокойство. Взгляд был напряженным, точно она снова начинала его бояться.
— Значит, это вы… — тихо проговорила она.
— Я?!
Он не понимал, о чем она говорит.
— Я понимаю, я все могу понять, — продолжала она, поднимая на него глаза. — Надя — прелестная девочка… Но ведь она еще ребенок! Господи, как вы этого не понимаете!
— Я понимаю, — кивнул он. — У меня у самого дочка…
— Тем более, — прервала его Катя. — О чем вы со мной хотели говорить? Моя дочь вас преследует, да? Я знаю, она в кого-то влюблена, скорее всего в вас… Все девочки ее возраста почему-то выбирают себе предмет увлечения постарше… Вы хотите, чтобы я с ней поговорила? Хорошо! Она больше не будет вас беспокоить! Ни вас, ни вашу жену…
Она резко развернулась и быстро пошла прочь.
— Катя! — позвал он, так и не поняв ничего из ее речей. — Катя, подождите… Катя, я совсем не это хотел вам сказать!
Она словно не слышала его, уходя все дальше и дальше, и ему казалось, что происходит что-то страшное, непоправимое, и он не должен дать ей сейчас уйти, ничего не объяснив. «Произошло какое-то чудовищное недоразумение», — проговорил он про себя.
Он бросился за ней, но было поздно.
Она была уже совсем далеко. Может быть, она вообще не шла, а летела на крыльях, подумал он грустно, выбивая из пачки сигарету. Какая только что совершилась безнадежная глупость!
— Вот и мы…
Он обернулся на голос сестры. Ему показалось, что она тоже смотрит вслед Кате. «Может быть, она и в самом деле все видела? Просто тактично стояла в стороне, чтобы не мешать».
Словно в подтверждение его мыслей Оля улыбнулась и сказала:
— Какое у этой женщины славное лицо…
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
— Я ее заметила в церкви… У нее правда хорошее лицо. Только грустное. Мне показалось, что она очень одинока. И немного запуталась… Знаешь ведь сам, когда человек один, он всегда идет на ощупь…
Он не стал спрашивать, с кем надо идти человеку, чтобы не заблудиться. Он и так знал, что Оля ответит — с Богом…
Какая глупость, сердито думала Катя, подходя уже к трамвайной остановке. Вот такое вышло «духовное успокоение»… Зачем он туда пришел?
Потом раздражение немного отступило, и она подумала, что сама на него накинулась, даже не разобравшись…
«Но откуда он знает наш телефон? Значит, ему дала Надя. И насколько же далеко зашли тогда их отношения?»
Она вспомнила, как Надя бросилась к телефону: «Это меня»… Точно так же когда-то бросалась к телефону она сама. Это было очень давно. Теперь зато не бросается…
И даже не поймешь, радуется этому Катя или просто завидует своей дочери — слегка…
«Ну неужели в тридцать шесть лет я стану бросаться к этому паршивому телефону», — усмехнулась она про себя. Она вошла в трамвай, радуясь тому, что там пусто и даже можно сесть. С непривычки ноги были тяжелыми и немного гудели.
И все-таки как глупо она себя вела. Он же хотел ей что-то сказать, а она вместо этого закатила сцену… Что он теперь, про нее подумает? Впрочем, не все ли равно, что он там станет думать? Она нахмурилась, потому что ей показалось, что это для нее все-таки не безразлично… И эти его дурацкие глаза… Катя даже разозлилась, что никак не может забыть о нем. С какой стати ей думать об этом типе? Почему он все время возникает на ее пути?
Она вышла из трамвая, чуть не проехав собственную остановку. Зашла в магазин — надо было купить сахар и хлеб. Даже пока она бродила по «Магниту» с корзинкой, складывая туда продукты, из головы не уходили мысли о… Ну нет! Даже имени его Катя не станет вспоминать! Сегодня же она поговорит с Надей. Расскажет ей, как внезапно уходит любовь, но иногда от любви остается память… Вот у нее, Кати, все так и вышло… Говорят же, что дочери повторяют судьбу матерей! И Надька в конце концов останется с «памятью» на руках… Одна.
Подумаешь, сказал: «Вы прекрасны…»
«Вы прекрасны…» Она сама не знала, почему ее губы тронула улыбка.
Она уже расплачивалась, когда смех — такой издевательский, отвратительный — донесся до ее ушей, и она даже не поняла сначала, что смеются над ней.
С удивлением подняв глаза, Катя увидела девицу лет двадцати, не больше… Та и в самом деле смотрела на нее, даже не скрываясь, и хихикала.
— Тоже мне, — услышала она. — Одета как настоящая швабра… А туда же — прекрасна…
Катя дернулась, как от удара.
Настроение было безнадежно испорчено. «Впрочем, — подумала она, — сегодня все решили портить мне настроение… Может быть, сегодня вообще нельзя было выходить из дома?»
Она поднялась на свой четвертый этаж, открыла дверь… Поставила чайник. Посмотрела в окно и подумала, что это наверняка последние теплые дни. Завтра снова будет холодно… Осень.
Она включила Моцарта, сварила себе кофе и вышла на балкон.
— Здравствуй, подружка, — прошептала она огромной старой иве. — Скоро будет холодно… Как-то ты переживешь зиму?
Ива росла тут так давно, что Кате иногда казалось — вечность… И Надька выросла в ее тени, и сама Катя столько ей своих бед поведала…
Она села, накинув на плечи куртку. Тихая и грустная музыка доносилась из комнаты, а в руках у Кати была чашка с крепким ароматным кофе… Она закурила и подумала: «Ну и что? Может быть, все не так плохо… Может, злые люди потому и злы, что нет у них ни Моцарта, ни ивы рядом с балконом, ни вот таких минут, когда кажется, что все неприятности можно победить с помощью ангелов… Ничего у них, бедных, нет. Только они сами. И даже не понимают, как этого мало…»
И ей стало их очень жаль. А потом ей стало жалко себя — и это было самое скверное, что могло с ней приключиться, потому что жалость к себе лишала ее последних сил…
И тогда она дотронулась до своей ивы и тихо попросила:
— Не могла бы ты дать мне немножко своих сил?
Она закрыла глаза и некоторое время сидела так, а потом ей и в самом деле показалось, что старая ива отдала ей немножко своего тепла. Потому что таинственным образом исчезли все плохие воспоминания — и остались только хорошие…
