– К черту твой кальций и твои проценты! – воскликнул наконец Шамановский. – Ты бы еще грудь-талию-бедра ему обмерил. Все и так видят, что получился не Аполлон.
– Тут еще пара интересных моментов, – бесстрастно проговорил доктор Качков. – Обратите внимание на эти скосы на краях позвонков. Видимо, позвоночник очень гибкий. И еще – грудная клетка. На внешней стороне каждого ребра надкостница образует складку, на которой сейчас идет быстрое ороговение. Складка перекрывает следующее ребро – получается что-то вроде панциря. Еще раз взгляните на позвоночник, вот здесь. Похоже, верхние пять позвонков имеют свойство складываться, входить друг в друга, и в этом случае грудной панцирь вместе со сводом черепа будут образовывать некий непроницаемый купол, возможно, очень прочный. И еще...
– Хватит, – оборвал главный. – Кто по-прежнему хочет назвать это мутацией?
Персонал помалкивал.
– Мутация – отход от нормы, – продолжал Шамановский. – Всего лишь неправильное деление клеток. А я, знаете ли, не могу поручиться, что вот это, – он ткнул пальцем в таблицу, – отход от нормы. Это скорее какая-то другая норма, лично мне неизвестная. И теперь мы должны четко установить – притащил ли эту норму пациент в своих хромосомах, или это мы с вами что-то напортачили. Я уже взгрел вирусную лабораторию, хотя, похоже, там все чисто. Кто-то тут пытался доказывать, что в материал был занесен чужеродный генотип – собачий, что ли. Все убедились, что это чушь?
– Я еще должен сказать, – добавил доктор Качков, – что мы сравнили пробы на амплификаторе. Белковые фракции совпадают по массе, но что касается структуры... Нужна более мощная аппаратура.
– Вы поняли? – прищурился главный. – Материал был чистый! Никаких собак. Здоровый, нормальный человек носил в себе геном вот этого...
– Мы определили его как антропоморф, – мягко подсказал Качков. – По образцу мифологии...
– А меня как определите – доктор Моро? – недобро усмехнулся главный. – Все как в дурном сне. Сумасшедший ученый создал монстра! Интересно, какие у пациента будут дети? Такие же кактусы?
– Через две-три недели мы сможем получить от него образцы спермы, – заверил доктор Качков. – Думаю, многое прояснится...
– Ни черта не прояснится... И знаете, что меня особенно интересует? Как мы предъявим это чудище заказчику? За него заплачено полмиллиона долларов – немного по нашим меркам, но мы должны были их отработать. А теперь? У администрации есть мысли на этот счет?
– Мысли есть, – не слишком уверенно проговорил Донской. – Это самая дешевая репродукция, и, по большому счету, заказчику не важно, как пациент будет выглядеть...
– Ну-ну... Представляю, как ты вывалишь этого Минотавра из мешка и скажешь: не обращайте внимания, у нас кое-что не получилось...
– Я имею в виду, что его не обязательно показывать заказчику. От пациента нужна лишь какая-то информация, и можно найти другой способ ее передать.
– По телефону, что ли? – вскипел Шамановский. – Или пусть напишет им письмо?
– А почему нет? – сказал Донской, стойко выдержав иронию шефа. – Можете спросить у доктора Качкова – наложение психоматрицы прошло как по маслу, все экспресс-тесты положительные. И если у этого... у антропоморфа развит речевой аппарат, он сможет и по телефону говорить...
– А если не сможет? Если ничего не сможет?
– Повторная репродукция, – тихо вздохнул Донской, опустив глаза.
– Исключается! Во-первых, для этого придется умертвить пациента, а мы не убиваем – мы лечим. Мы врачи! Во-вторых, его психика не выдержит двух репродукций, это уже проверено на практике. У нас только пять процентов на успех.
В самом конце стола вдруг кто-то поднял руку. Оказалось, помощник ветеринара – человек, от которого сейчас меньше всего ждали каких-то комментариев.
– Я заметил одну вещь... – нерешительно произнес он. – Может, это не имеет значения...
– Говори! – потребовал главный. – Сейчас все имеет значение!
– Ну, в общем... когда в свинарнике был карантин по поводу аспергиллеза, животных перевели в другое помещение, а Софи постоянно жалась к одной стенке...
– Какой?
– Дело в том, что прямо за этой стенкой круглые сутки работал компрессор. Он грелся. Она постоянно льнула к теплу.
– То есть ей было холодно?
Ветеринар только развел руками.
– Я не знаю.
– Проверьте, – велел Шамановский. – Проверьте все. Сегодня вечером будет готов план расследования. Каждый получит задание. Каждый будет что-то проверять. Хоть из кожи вылезьте, а причину найдите! Разложите по полочкам, по шагам, по минутам – что было от поступления тела пациента до... – Он кивнул на фотографию. – До вот этого. Вытаскивайте каждую мелочь, советуйтесь. Послезавтра собираемся еще раз.
Он перевел дыхание и на пару минут задумался. Все это время в зале висела мертвая тишина.
– И еще. Раз это случилось у нас, значит, могло случиться и у кого-то еще. Мне нужны аналогии. Я уже заказал переговоры с Бельгией, Штатами, Германией, Китаем. Но я не могу звонить коллегам и на полном серьезе спрашивать: не приходилось ли вам видеть новорожденных чудовищ? Если вы слышали, читали... Хотя бы намек.
Донской и Григорий быстро переглянулись. А затем одновременно посмотрели на Соломонова. «Учительница, – подумали оба. – Вот кто должен знать абсолютно все про мутантов и чудовищ».
– И наконец, сами должны понимать, – заключил Шамановский, – никакой болтовни налево я не потерплю. Работаем в обычном режиме, как ни в чем не бывало. Чтоб ни одна живая душа за пределами этих стен ни о чем не узнала. И мертвая тоже, – многозначительно добавил он.
* * *
Клиника работала в обычном режиме. Утренние совещания, процедуры, санитарные мероприятия, пересменки, обеды и ужины – все проходило точно так, как и многие месяцы раньше.
Пациенты не догадывались, что в подвале в ванне дозревает существо, которое должно было стать человеком, но почему-то им не стало. Перешептывания среди персонала понемногу утихли, хотя и не прекратились. Главный несколько дней заставлял подчиненных сидеть на своих местах до темноты в тщетных попытках найти тот самый след, что указал бы на причину сбоя.
Никакой аномалии обнаружить так и не удалось. Репродукция шла точно по плану, и ни единого серьезного отклонения зафиксировано не было. Людям оставалось только по-прежнему пожимать плечами и разводить руками, поскольку надежды хоть как-то объяснить появление антропоморфа не оправдались.
Тем не менее Шамановский эту надежду не терял. Во вторник вечером в холле клиники появилась учительница Раиса Вадимовна. Она сидела на краешке кресла, теребя папку с ксерокопиями и газетными вырезками, поминутно одергивая платье и трогая волосяной узел на голове.
Раиса Вадимовна никак не могла взять в толк, зачем здесь понадобились ее уфологические знания. Одно дело рассказывать про летающие тарелки доверчивым школьникам, и совсем другое – излагать те же вещи серьезным взрослым людям, привыкшим оперировать реальными фактами. Учительница чувствовала себя неуютно.
