Прекрасная Сангриль, наверное, полюбила бы ярла и морского конунга Сьевнара…
Он усмехнулся и покачал головой. Нет, не получится из него владетельного ярла. Родовое золото – пусть принадлежит роду! Все польза от него будет.
Он зажег новый факел от предыдущего, еще раз покачал головой и направился к выходу.
Заложить лаз как было, стереть следы, и пусть лежат сокровища, пока не понадобятся…
* * *
Как он понял, что снаружи его кто-то поджидает?
Любеня сам бы не смог ответить. Показалось – вроде тень мелькнула, на миг закрыв узкий лаз, словно заставив мигнуть круглый, светящийся глаз. А может, что-то другое – шорох, звук, случайное движение у выхода, пойманное уголком глаза…
Он остановился перед самым лазом, затоптал факел. Замер, прижался к холодной стене с круглыми выпуклостями камней. Сам обратился в камень, стараясь дышать через раз.
Слушал.
Нет, все тихо, спокойно…
Тихо? Даже слишком тихо, вдруг пришло ему в голову. Неподалеку, в кустах, раньше чирикали птахи, а теперь их не слышно. Спугнул кто?
Затаиться, переждать?
Но ведь и там, снаружи, ждут его… Играть в кто кого переждет, когда до дома осталось несколько дней пути – охоты совсем нет! – решил он.
Нехитрая уловка, в сущности, – высунуть наружу шлем насаженный на деревяшку. Но сработала. Сильный удар сбил его с палки, шлем отлетел в одну сторону, палка – в другую, а нападающий громко выругался от неожиданности, знакомо поминая смрадных великанов Утгарда. Этого мгновения хватило Любене, чтобы змеей выскользнуть через лаз, сразу, не вставая, откатиться далеко в сторону. Копье воткнулось в землю где-то совсем рядом, скорее, почувствовал, чем увидел он. Но – успел все-таки…
Он вскочил на ноги.
Их было трое. Круглые шиты, добротные доспехи, характерные гладкие шлемы, сбитые обручами, – работа кузнецов фиордов. Потом он узнал их – Олаф Лесоруб, Нори Бешеный и Дюги Кабан, воины из дружины Рорика.
Любеня мельком глянул на реку, ожидая увидеть остроносый драккар, но заметил только вторую лодку, чуть побольше его. Воины, уверенные в собственной силе, и не подумали ее прятать, так и оставили на виду.
Значит – трое! Шли вдогонку, выследили его. Не иначе – Рорик послал. Прав оказался Гуннар в своих опасениях…
То-то Любеня все время чувствовал некое смутное беспокойство, словно он не один на реке, словно есть поблизости еще кто-то, чужой, опасный. Даже думал остановиться, спрятать челнок, затаиться на пару дней, посмотреть, не увязался ли кто за ним. Но так и не собрался, торопясь добраться до родовых земель. «Летел, как мотылек на огонь светильника, только что крылышки не опалил», – усмехнулся Любеня.
– Улыбаешься, Складный? Весело тебе, никак? – спросил Дюги Кабан. – Не понимаю только – с чего ты развеселился?
– Рад встрече! – коротко бросил Нори.
– Клянусь копьем Одина, я тоже рад! И с удовольствием посмеюсь вместе с ним! Только позже, когда мы будем тащить из него кишки, – басом откликнулся Лесоруб.
Отвлекали, зубы заговаривали… Между тем, неторопливо, вкрадчиво обходили его по разные стороны, чтобы одновременно, прикрываясь щитами, напасть с трех сторон. Уверенно обходили. Но – осторожно, как опытные ратники.
– А что он забыл в этой пещере, как думаешь, Отар? Или там что-то есть? – продолжал ехидничать Дюги.
– Может, нужду справить? – придурковато хохотнул Лесоруб.
– Нужду бы он на берегу справил. Нет, тут – другое, что-то в этой пещере есть, я нюхом чую… Скажи, Сьевнар Складный, что там у тебя?
– Да что его спрашивать? Небось, сами посмотрим! – заметил Лесоруб.
– Убьем – посмотрим, – безразлично подтвердил Нори Бешенный.
– Конечно, убьем. Только не торопясь, медленно, как просил Рорик…
Когда-то, в Ранг-фиорде, Сьевнар и помыслить не мог, чтобы схватиться с такими опытными бойцами, тем более – с тремя сразу. Только теперь он уже не тот мальчишка, что когда-то бежал из фиорда… Они, похоже, об этом не догадываются. Для них он прежний. Это хорошо…
Но трое против одного – много все-таки…
Дюги Кабана он никогда не любил за бессмысленную жестокость, Лесоруб – сам как чурбан, а про Нори никогда не поймешь – чувствует ли он вообще что-нибудь или нет. «И хорошо, что это не Гулли Медвежья Лапа, и никто другой из его бывших друзей, – думал Сьевнар-Любеня, невозмутимо наблюдая за их вкрадчивым приближением. – Все трое знают теперь о пещере, значит, все трое должны умереть. Цена золота! Только что он об этом думал, как будто предчувствовал, что старинное золото снова придется оживить кровью…»
У Лесоруба в руке была тяжелая секира на длинном древке, у Дюги и Нори – мечи. Кабан не только говорил больше, но и зубы скалил, и ухмылялся все время. Злорадствовал, наслаждаясь своим видимым превосходством.
Любеня не реагировал на насмешки, пропускал их мимо ушей, как когда-то не реагировал ни на что постороннее, наблюдая за падающими каплями. Тогда – капли, а сейчас – малейшее движение противников.
Он теперь был без шлема, щит, копье и другое оружие остались в долбленке. Зато на нем – кольчуга, и на боку – Самосек, подарок брата. Дорогой Любеня, конечно, не удержался, уже опробовал его на выпады и удары, восхищаясь, как четко сбалансирован Самосек, как ладно, невесомо лежит в ладони тяжелый меч, с каким тонким и хищным присвистом рассекает воздух. Правда, не ожидал, что придется так быстро опробовать по-настоящему…
Пока что прославленный меч не покидал ножен. Любеня просто держал руку на рукояти, как делал когда-то Гуннар, ожидая его суматошных, сумбурных атак. По себе знал, как это сбивает с толку – спокойная неподвижность противника.
Может, поэтому они и медлили, не приближались слишком близко…
Три ратника кинулись на него одновременно, Дюги и Отар – с криками, призывая Одина, Нори – молча, высоко взметнув меч и щит. Видимо, воины ожидали, что он отскочит, разорвет дистанцию, начнет петлять. Но Любеня метнулся прямо на Лесоруба, неуловимо проскочил мимо падающей секиры, на ходу рубанув по его бедру длинным, режущим ударом. Отчетливо успел заметить, как нога противника как будто согнулась в непривычную сторону.
Кряжистый воин все еще сыпался вниз, как рассыпается поленница дров, а Сьевнар уже напал на Нори. Бешеный – опытный боец, но он явно не ожидал, что противник в одиночку атакует сразу троих. Замешкался. Скорее, от растерянности пропустил быстрый, колющий удар в горло, не защищенное кольчужной сеткой-бармицей.
«Первые удары – это важно! – когда-то говорил Гуннар. – Многие поединки можно закончить с одного-двух-трех ударов, если не тянуть их, как быка за причинное место!»
Теперь, атакуя Дюги, Любеня видел, что тот перестал скалиться. Еще бы! Только что их было трое против одного, а теперь Лесоруб ползет на руках, изрыгая проклятия и силясь подняться, а Бешеный распростерт на земле, булькает кровью и хрипит перебитым горлом.
