– Старик… Выходит, он был великим воином… Но почему же он оставался рабом, почему не выкупил себе свободу своим искусством?
– Не знаю, не могу ответить… Клянусь благоволением богов, он все-таки был странным, этот старый воин. Сам Ван говорил мне – его искусство не для всех, только для избранных, оно не предназначено для торговли, как серебряная монета, тертая в кошелях. Он говорил, что не мог отдать в случайные руки секреты, которые многие века были тайной воинов его рода. Но и умереть с ними он не хотел. Поэтому ждал знака от своего Будды и дождался лишь на пороге смерти… А что до свободы… Он говорил, свобода не в окружающем, свобода – в тебе, в твоей голове и в сердце… Он много говорил всякого, над чем я думаю до сих пор… Странный! – Косильщик задумчиво потер большим пальцем щеку.
– Кто же он, этот Ван, из каких земель?
– И этого я толком не знаю, – сознался Гуннар. – Он рассказывал о большом царстве с чудным названием Цинь, якобы расположенном так далеко на восходе, что самый крепкий драккар быстрее сгниет, чем добежит туда. Рассказывал о красивых дворцах и могучем правителе… Называл его имя, длинное, как хвост Ермунганда, Мирового Змея, но я не запомнил его. Старик… ну, тогда еще не старик, конечно, служил у него и был первым среди десятка личных телохранителей… Словом, он много рассказывал чудного и необычного, но что из этого правда, что нет – не знаю, не берусь утверждать… Иногда мне казалось, он просто заговаривается от болезни, настолько чудными были его рассказы.
– А как он оказался в землях свеонов? Тоже не знаешь?
– Вот это знаю как раз. Ван говорил, что его господина сверг и убил другой, еще более могучий. И Ван должен был умереть вместе с ним. Но не захотел умирать, пробился через ряды врагов и бежал. Так он потерял свою честь, и больше не мог вернуться на родину. Отправился скитался в чужих краях, уходя все дальше на запад и унося в суме за плечами стыд и позор… Да, так и говорил – стыд и позор за плечами… Потом – состарился, жил в нищете, попал в рабство. Его продавали и покупали, пока он не оказался у ярла Висбура Колченого…
– Не понимаю, в чем же тут бесчестье – пробиться через ряды врагов? – перебил Сьевнар. – Зачем умирать, если можно выжить и отомстить?
– По-нашему – так, нет бесчестья, а по его – есть, – усмехнулся Гуннар. – Я же тебе толкую – странный он… Видимо, их бог – не бог Будда учит их по-другому смотреть на жизнь, не так, как учат нас наши боги. Знаешь, я тоже не сразу себе уяснил – Ван и свои одинокие скитания, и рабство под старость принимал как наказание судьбы за то, что не умер тогда вместе со своим правителем. Покорно принимал, безропотно; у народов фиордов нет в крови подобной покорности. Надо полагать, весь их народ такой, поэтому мы и не знаем о нем… Нет, клянусь копьем Одина, не понимаю, почему Ингвар так долго возится с днищем «Оленя»! – вдруг перебил сам себя Косильщик, всматриваясь в морскую даль. И так дождались до того, что точно попадем в самую непогоду! Чайки уже над самой водой летают – ниже некуда. По всему видно – скоро ненастье натянет!
Сьевнара всегда поражала эта способность старшего брата мгновенно перескакивать мыслями. Только что он рассказывал ему о своем таинственном учителе, и сразу, без перехода, говорит совсем о другом.
А скальд все еще думал над его рассказом. Вот, оказывается, какова тайна Гуннара. Одну тайну он теперь знает… А вторую?
– Слушай, Гуннар, я вот что еще хотел спросить…
– Спрашивай, чего уж там. Я же вижу, как у тебя глаза заблестели. Дети всегда самые любопытные, так, Сьевнар?
Скальд улыбнулся.
– Все-таки расскажи, почему ты иногда сидишь один – молча, тихо, подолгу?
– А это… Тоже Ван научил. Он говорил – время от времени нужно быть одному, невзирая на то, кто и что тебя окружает. Он называл это – смотреть в пустоту… Знаешь, там действительно есть куда смотреть… Кстати, я тебе еще не рассказывал, Сьевнар, хотел позже, но и сейчас можно, Ван научил меня еще одной штуке. Называется она – незримый бой. Ты представляешь себе противника и представляешь себя перед ним. И вы сражаетесь. Только – внутри тебя, в глубине мозга. Сначала – медленно, плавно; впрочем, быстро сначала и не получится. А потом начинаете ускоряться. Вернемся на остров – попробуй, сам увидишь, что это тебе даст. Ван говорил: все есть внутри тебя – и победы, и поражения, и твое дело – что ты достанешь на белый свет. Да, именно так говорил… – задумчиво повторил Гуннар.
– Я запомню, – пообещал Сьевнар.
– Ничего, если забудешь, я напомню тебе… Ну пойдем, что ли, – подтолкнул локтем старший брат, – Ингвар машет рукой, значит, пора уже ставить «Оленя» на воду. Клянусь копьем Одина, у меня от этих разговоров все внутри пересохло. Надеюсь, у северных ярлов хватит пива для долгого гостеприимства.
– Когда Ингвар усядется за столом так же прочно, как ратник в осаждаемой крепости, может и не хватить, – заметил Сьевнар.
– Тогда тем более поспешим! Может, нам все-таки достанется по глотку-другому…
Глава 4
Земляная крепость
Добрый поселянин Гулли
Имел пять сынов.
Пал на Фюри
Удалец Асмунд,
Скончался Ассур
На Востоке в Греках,
Был в Хольме
Убит Хальфдан,
Кари – в Дунди,
И умер Буи.
Надпись на камне из Хегбю. XI в. н. э.
1
…Про то еще долго помнили, и рассказывали друг другу были и небылицы, и слушали песни скальдов за пиршественными столами. Той зимой побережье фиордов оживилось от привычной спячки раньше обычного, разбуженное неожиданными вестями. Задуман был великий поход, равных которому не было со времен древних конунгов Инглингов, бывших владетелей всех земель Свитьод.
А заварил всю кашу ярл и морской конунг Рорик Неистовый. Рассказывали, что в одном из недавних набегов Рорик взял в плен пожилого воина из франков. У того не было на родине богатой родни, чтобы выкупить ветерана из рабства, но он, хитрый, в обмен на свою свободу пообещал рассказать такое, что стоит любого выкупа.
Известно, что ярл Рорик всегда держит слово – это признают и друзья, и враги. Он пообещал отпустить франка, если сведения окажутся ценными. И франк рассказал, что долгое время служил в Византии в наемной дружине вместе с остальными своими соплеменниками. И не просто служил, охранял приграничный город Гонорий, названый так в честь одного из базилевсов прошлого.
Впрочем, пес их раздери, всех этих базилевсов, владеющих трусливым южным народом и молящихся Христу Распятому! – толковали между собой воины в заснеженных фиордах. Их всех не упомнишь, они там меняются, как горшки у неуклюжей хозяйки. Интереснее другое – франк клятвенно утверждал, что именно в крепость Гонория один из последних базилевсов Византии Фока свез некогда несметные богатства. Императора Фоку, мол, даже приближенные называли Жестокосердым, рассказывал франк. Он направо и налево рубил головы самым богатым подданным, а все богатства их брал себе. Это золото до сих пор хранится в Гонории, уверял франк, следующий базилевс решил оставить все как есть на случай бунта черни или армии, это часто происходило в столице Византии Константинополе. С тех пор в Гонории и существует тайное хранилище казны императоров. А он, франк, может рассказать, как укреплена крепость, где хранятся сокровища, и даже показать тайные ходы, про которые мало кто знает. Не зря столько лет нес там караульную службу, многое слышал и видел, чего ему, вроде бы, слышать и видеть совсем не положено…
