Поединки на земле братства были запрещены под страхом злой и позорной смерти, это знали даже те, кто никогда здесь не был. Если двум воинам уж никак нельзя было не схватиться, то, с разрешения ярла и старших братьев, их отвозили на большую землю, где они и сражались, пока в живых не оставался один. Это тоже обычай, оставшийся еще от первых братьев.
Честно говоря, Сьевнар был рад видеть своих былых сотоварищей. Знакомые лица и голоса, взгляды, подмигиванья… Он с удовольствием убедился, что его тоже приветствуют без злобы, хлопают по плечу, по рукам. Гулли Медвежья Лапа, добродушный и непосредственный, как всегда, крепко обнял его, встряхнул за плечи. И успел будто бы невзначай шепнуть в самое ухо, мол, берегись Рорика, воин… Конунг поклялся отомстить тебе, а он всегда держит клятву! Берегись!
И Якоб-скальд, глянув со стороны, тоже словно бы предупредил глазами, покивал чуть заметно.
Радостная встреча! И, одновременно, грустная. Потому что именно здесь, в бухте Миствельда, Сьевнар окончательно почувствовал, что для него больше нет и не будет возврата к прошлому. Те, кто посмелее, кто не боялся недовольного взгляда конунга, даже подшучивали, мол, быстро бегаешь, оказывается, воин-скальд… Мол, смотри-ка, добрался до острова несмотря ни на что, Рорик так и не смог перехватить тебя по дороге…
Но что-то изменилось, все-таки, неуловимо, хотя и явно. Как будто некая нить порвалась между ним и его былыми товарищами. Они, его бывшие товарищи-дружинники, по-прежнему были все вместе, одно целое, как пальцы на руке, а его уже с ними не было. И, получается, прошлое уже прошло. А каким оно будет, будущее? Без Сангриль…
«Берегись, воин!»
По сути, это было прощание. Их прощание, и его! Молодость, любовь, радость жизни, струящаяся, как ключ, без всякой причины, – все это осталось на лесистых берегах Ранг-фиорда. Целая жизнь там осталась. Огромная, как его несбывшаяся любовь.
Как когда-то давно осталась в Гардарике его другая жизнь…
Он вдруг почувствовал себя старым и по-стариковски усталым от долгой жизни. Долгих жизней, можно и так сказать…
3
Сьевнар Складный проснулся от того, что его с силой потрясли за плечо. Открыл глаза и увидел прямо перед собой незнакомого воина. Тот был высоким и рыжим, еще не сошедший летний загар не мог скрыть обильную рассыпь конопушек, делающих лицо веселым и совсем молодым. Может поэтому, воин постоянно хмурился, старался выглядеть бывалым и грозным.
Еще несколько мгновений Сьевнар балансировал на той грани, что отделяет явь от туманного мира снов, потом окончательно проснулся. Вспомнил, где он и что с ним.
– Просыпайся. Тебя ждут старшие братья, – коротко сказал незнакомец.
– Сейчас… Я иду, сейчас… – Сьевнар с силой размял ладонями заспанное лицо.
– Ты готов? Тогда пошли.
Воин, не оглядываясь, двинулся вперед, показывая дорогу.
В длинном каменном коридоре было почти темно, но воин шагал уверенно и быстро, словно мог видеть в темноте. Сьевнару оставалось только поспешать за широкой спиной конопатого и сопеть ему вслед.
Хотелось, конечно, спросить – что, куда? Но глупо говорить с человеком, который показывает тебе лишь затылок и спину.
Они долго шли по коридору, больше похожему на пещеру естественного происхождения, где выровняли пол и слегка подтесали стены. «Видимо, так и было», – решил Сьевнар.
В отличие от обычных владений ярлов, где жилища строились из дерева и обкладывались дерном, «ратный дом» братства был сложен из камней и больше походил на крепость какого-нибудь западного короля со стенами, коренастыми башнями и внутренними постройками. Крепость стояла на главной горе острова, прозванной Медвежья спина. Сама крепость небольшая, зато под горой существовала длинная, разветвленная сеть пещер. Братья приспособили их для жилья и для прочих надобностей, сделали ступенчатые переходы, вывели наружу дымоходы очагов. Получилось, как в тайных подземельях гномов, с первого взгляда на остров даже не скажешь, что здесь обитает многочисленная дружина ратников. Оказывается – под землей живут.
– Дальше иди один, – строго сказал провожатый. – Там, прямо, зал тинга острова. Ярл Хаки Суровый и старшие братья Миствельда ждут тебя.
– С нетерпением ждут или просто так? – съехидничал Сьевнар в отместку за его неразговорчивость.
– Ярл Хаки?.. – воин удивился, не сразу поняв насмешку. – А, да чтоб твои глаза лопнули, острослов… Твой ярл тебя тоже ждет, вот он – точно с нетерпением!
– Как тебя зовут? – примирительно спросил Сьевнар.
– Сель, по прозвищу Рыжий.
– Я – Сьевнар Складный.
– Я знаю, слышал о тебе… Не оправдывайся перед Хаки, Суровый не любит, когда перед ним оправдываются. Убеждать – убеждай, приводи свои доводы… Но ни в коем случае не оправдывайся! – неожиданно посоветовал конопатый.
Он повернулся и зашагал прочь так стремительно, что, показалось, его конопушки сейчас посыплются в разные стороны.
С тех пор как они вошли в бухту, Сьевнар больше не видел ни конунга, ни его дружинников. Он вообще никого не видел, ни своих, ни чужих. Его отвели ночевать в какую-то небольшую комнату без окон, где из всей мебели был только ящик с соломой вместо кровати. Ему принесли хлебную лепешку, вяленую рыбу и кожаную флягу легкого пива. Потом воин вообще остался один. Улегся на шуршащей соломе, завернулся в теплую походную куртку и, незаметно для себя, уснул.
Спал он, на удивление, крепко и долго. С удовольствием спал, чувствуя это удовольствие даже сквозь сон. Проснулся, перекусил и опять завалился. Снова не заметил, как провалился в каменное забытье, где не беспокоили ни мысли, ни дурные сны…
А теперь его ждал Совет острова, чтобы вынести приговор.
«Все правильно… Только еще проснуться бы до конца… И что его так разобрало – словно год не спал. До сих пор глаза открылись только наполовину… Уходился в своих скитаниях по побережью, не иначе…»
Сьевнар пошел вперед. На ходу снова разминал лицо. «Предстать перед вождями братства таким заспанным – это нахальство, конечно!» – усмехнулся он про себя.
* * *
После узкого, темного коридора зал тинга показался ему огромным и гулким.
Что-то вроде пещеры с высокими сводами. Своды, похоже, выходили к самой поверхности Медвежьей спины, вверху были пробиты узкие окна-бойницы, через которые вниз падали острые копья дневного света. Они не слишком хорошо освещали просторный зал, и по стенам были дополнительно развешаны два-три десятка смоляных факелов.
Факелы чадили и потрескивали, бросая на пол и своды красноватые отблески и загоняя полумрак в неосвещенные углы. Поэтому, если не поднимать взгляд к бойницам, казалось, что сейчас все-таки ночь, а не день.
В Зале Совета не было никакой мебели, даже ни одной скамьи не было, только пол, стены и своды, грубо выровненные киркой и зубилом. Островитяне считали – сюда приходят не для того, чтоб сидеть и спать друг перед другом, старшие воины наведываются в Зал Совета, чтобы обменяться мнениями и принять решение.
