– Нет, Тюльпанов, мусульманина из вас не
п-получается, – констатировал шеф. – Поторопился я с Тарик-беем. Надо
было вас индусом объявить. Каким-нибудь Чандрагуптой.
– А можно мне один мусташ, без
бороды? – спросил Анисий, давно мечтавший об усах, которые у него росли
как-то неубедительно, пучками.
– Не полагается. По восточному этикету
это для секретаря слишком большое щегольство. – Фандорин повертел анисиеву
голову влево, вправо и заявил. – Ничего не поделаешь, придется сделать вас
евнухом.
Подбавил желтой мази, стал втирать в щеки и
под подбородком – «чтоб кожу разрыхлить и в складочку собрать». Осмотрел
результат и теперь остался доволен:
– Настоящий евнух. То, что нужно.
Но на этом испытания Тюльпанова не
закончились.
– Раз вы у нас мусульманин – волосы
долой, – приговорил надворный советник.
Анисий, сраженный превращением в евнуха,
обритие головы снес безропотно. Брил Маса – ловко, острейшим японским кинжалом.
Эраст Петрович намазал коричневой дрянью голый анисиев череп и сообщил:
– Сверкает, как п-пушечное ядро.
Поколдовал с кисточкой над бровями. Глаза
одобрил: карие и слегка раскосые, в самый раз.
Заставил надеть широченные шелковые штаны,
какую-то узорчатую кацавейку, потом халат, на лысую макушку и злосчастные уши
нахлобучил тюрбан.
Медленно, на негнущихся ногах подошел Анисий к
зеркалу, ожидая увидеть нечто чудовищное – и был приятно поражен: из бронзовой
рамы на него смотрел живописный мавр – ни тебе прыщей, ни оттопыренных ушей.
Жаль, нельзя всегда таким по Москве ходить.
– Готово, – сказал Фандорин. –
Только намажьте мазью руки и шею. Да щиколотки не забудьте – вам ведь в
шлепанцах ходить.
* * *
С раззолоченными сафьяновыми туфлями, которые
Эраст Петрович неромантично обозвал шлепанцами, с непривычки было трудно. Из-за
них-то Анисий на балу и стоял, будто истукан. Боялся, что если стронется, то
какая-нибудь из них обязательно свалится, как это уже случилось на лестнице.
Когда красавица-грузинка спросила по-французски, не станцует ли Тарик-бей с ней
тур вальса, Анисий переполошился и вместо того, чтобы, согласно инструкции,
молча отвесить восточный поклон, оплошал – тихонько пролепетал:
– Нон, мерси, жё не данс па
[1]
Слава богу, другие девицы, кажется, его
бормотания не разобрали, не то ситуация осложнилась бы. Ни одного человеческого
языка Тарик-бею понимать не полагалось.
Анисий обеспокоенно обернулся к шефу. Тот уже
несколько минут беседовал с опасным гостем, британским индологом сэром
Марвеллом, скучнейшим джентльменом в очках с толстыми стеклами. Давеча, на
верхней площадке лестницы, когда Ахмад-хан раскланивался с
генерал-губернатором, тот взволнованно прошептал (Анисий слышал обрывки):
«Принесла нелегкая… И как назло индолог… Не выставлять же – баронет… А ну как
разоблачит?»
Однако судя по мирной беседе принца и
баронета, разоблачение Фандорину не грозило. Хоть Анисий по-английски и не
знал, но слышал часто повторяющееся «Gladstone» и «Her Britannic Majesty»
[2]
. Когда индолог, громко высморкавшись в клетчатый платок,
отошел, царевич повелительно – коротким жестом смуглой, усыпанной перстнями
руки – подозвал секретаря. Сказал сквозь зубы:
– Очнитесь, Тюльпанов. И поласковей с
ней, не смотрите букой. Только не переборщите.
– С кем поласковей? – шепотом
удивился Анисий.
– Да с грузинкой этой. Это же она, вы
что, не видите? Ну та, попрыгунья.
Тюльпанов оглянулся и обмер. Точно! Как это он
сразу не понял! Правда, из белокожей лотерейная барышня стала смуглянкой,
волосы у нее теперь были не золотистые, а черные и сплетенные в две косы, брови
прорисованы к вискам, вразлет, а на щеке откуда-то взялась очаровательная
родинка. Но это была она, точно она! И искорка в глазах сверкнула точь-в-точь
как тогда, из-под пенсне, перед отчаянным прыжком с подоконника.
Клюнуло! Кружит тетерев над фальшивой
тетеркой!
Тихонько, Анисий, тихонько, не вспугни.
Он приложил руку ко лбу, потом к сердцу и со
всей восточной церемонностью поклонился звездноглазой чаровнице.
Платоническая любовь
Не шарлатан ли – вот что надо было проверить в
первую очередь. Не хватало еще нарваться на коллегу, который тоже приехал на
гастроли, жирных московских гусей пощипать. Индийский раджа, изумруд
«Шах-Султан» – весь этот рахат-лукум несколько отдавал опереткой.
Проверил. Уж на кого на кого, а на проходимца
его бенгальское высочество никак не походил. Во-первых, вблизи сразу было
видно, что настоящих царских кровей: по осанке, по манерам, по ленивой
благосклонности во взоре. Во-вторых, Ахмад-хан завел с «сэром Марвеллом»,
знаменитым индоведом, так кстати оказавшимся в Москве, столь высокоумную беседу
о внутренней политике и религиозных верованиях Индийской империи, что Момус
испугался, как бы себя не выдать. В ответ на вежливый вопрос принца – что
думает уважаемый профессор об обычае suttee и его соответствии истинному духу
индуизма, – пришлось перевести разговор на здоровье королевы Виктории,
изобразить внезапный приступ чихания и насморка, а затем и вовсе ретироваться.
Ну а главное, изумруд сиял так убедительно и
аппетитно, что от сомнений не осталось и следа. Снять бы этот славный зеленый
булыжничек с чалмы благородного Ахмад-хана, распилить на восемь увесистых
камешков, да загнать каждый тысяч этак по двадцать пять. Вот это было бы дело!
Мими тем временем обработала секретаря.
Говорит, что Тарик-бей хоть и евнух, но в декольте глазенками постреливал
исправно и вообще к женскому полу явно неравнодушен. Мимочке в таких делах
можно верить, ее не обманешь. Кто их знает, как оно там у евнухов. Может,
природные желания никуда и не деваются, даже когда утрачены возможности?
План предстоящей кампании, которую Момус про
себя уже окрестил «Битвой за Изумруд», сложился сам собой.
Чалма все время у раджи на голове. Однако на
ночь он ее, надо полагать, снимает?
Где раджа спит? В особняке на Воробьевых горах.
Стало быть, туда Момусу и нужно.
Генерал-губернаторова вилла предназначена для
почетных гостей. Оттуда, с гор, чудесный вид на Москву, и зеваки меньше
досаждают. То, что дом на отшибе, это хорошо. Но виллу охраняет жандармский
пост, а это плохо. Лазать по ночам через заборы и потом улепетывать под
заливистый полицейский свист – дурной тон, не по момусовой части.
