— Играйте, играйте, не отвлекайтесь, — скромно, но с достоинством ответила Танька…
…В этот момент распахнулась дверь, и в помещение почты вошел летчик Валерий Иванович Журавлев — не в видении, а на самом деле. Рядом с ним был маленький лысый мужик, который не присутствовал в Танькиных мечтах и поэтому как бы подтверждал реальность происходящего.
Летчик подошел к соседнему окошку и сдал почтовичке Клаве корреспонденцию в бумажном мешке. Потом расписался в ведомости и, ни слова не говоря, направился к двери.
— Товарищ летчик! — окликнула Танька и поднялась со своего стула. Вам письмо!
Танька достала из сумки письмо — то самое, которое отстукала секретарь Мещерякова Валя Малашкина на официальном бланке.
— От кого? — холодно спросил летчик.
— От меня, — растерянно ответила Танька.
Летчик молчал, смотрел на Таньку со странным выражением.
Танька вышла из-за перегородки.
— Не подходи! — неожиданно приказал летчик.
— Да вы не бойтесь, — успокоила Танька. — Я к вам по делу.
Танька протянула письмо. Летчик взял это письмо, разорвал его на две части, потом на четыре, потом разодрал в клочья. Бросил в пластмассовое ведро для мусора и сказал лысому мужику:
— Вы свидетель!
Что вы делаете? Ну что вы делаете? — возмутилась Танька. — Это ж документ.
Летчик повернулся к Таньке спиной. Вышел и хлопнул дверью. Сошли с крыльца.
Летчик вдруг остановился, снял с себя ботинки и пошел босиком.
— Заземляюсь, — объяснил он свои действия. — Чтобы электричество вышло.
— Простите, эта девушка ваша знакомая? — поинтересовался лысый человек.
— Нет. Она меня преследует.
— А… Любовь… — мечтательно проговорил человек и поднял лицо к небу. В небе висело одно-единственное кучевое облако.
Летчик тоже посмотрел в небо и тоже увидел это облако.
— Хорошо быть молодым, — сказал вдруг лысый человек.
— Все говорят: хорошо, хорошо… А я пока от своей молодости ничего хорошего не вижу. Живу не там. Делаю не то.
— Это неправильно. Надо жить Там. И делать То.
— Я от себя не завишу. Я завишу от обстоятельств.
— И я от себя не завишу. Я завишу от случая. Как золотоискатель.
— И до каких пор зависеть? — спросил летчик.
— Пока кому-нибудь не надоест: вам или случаю.
Подошли к правлению колхоза.
— Спасибо, что подбросили, — поблагодарил «золотоискатель». — Но если и здесь вокально-инструментальный ансамбль, то я просто повешусь.
Возле леса стоял вертолет «МК 44–92», а возле вертолета-сестры Канарейкины. Танька и Вероника. Танька забивала в сопло огромную кормовую тыкву, а Вероника стояла рядом и руководила.
— Еще щелочка осталась, — показала Вероника. — Тут самое главное герметичность. До конца забивай.
Танька стала забивать до конца.
— Думаешь, не взлетит? — усомнилась она.
— Никуда не денется, — убежденно сказала Вероника. — Вон Вадим Мишке в прошлом году выхлопную трубу картошкой забил, так он три дня свою мотоциклетку завести не мог. Идет! — ахнула Вероника.
К вертолету босиком, держа ботинки в руке, шел летчик.
— Товарищ летчик! — окликнула Танька.
Летчик не отозвался. Залез в свой вертолет и стал там надевать ботинки. Это было очень унизительно.
— Пусть, пусть полетает, — ехидно заметила Вероника.
Заработали винты. Девочек обдало ветром.
Зажмурившись, они стали пятиться.
— А говорила: не заведется! — крикнула Танька.
— Все равно не полетит! — крикнула Вероника.
Вертолет отделился от земли, стал набирать высоту.
Сестры растерянно переглянулись.
— Товарищ летчик! — заорала Танька. — Стойте. У вас там тыква в трубе!
Вертолет поднялся метра на три и рухнул на некошеный луг, именуемый в авиации «квадратом сорок пять».
— А я что говорила! — восторжествовала Вероника. Она подбежала к Таньке и толкнула ее в спину.
— Иди пой! — велела она.
Летчик вылез из кабины, верее, даже выпал.
— Живой! — обрадовалась Танька.
Летчик приподнялся, отошел от вертолета. Сел в отдалении, уперся глазами в пространство. У него было такое выражение лица, какое, наверное, и бывает у людей, потерпевших авиационную катастрофу.
— Контузия, — сказала Вероника.
Танька подошла к летчику, присела перед ним на корточки и заглянула в глаза.
— Больно? — ласково спросила она.
— Я упал, — пожаловался летчик.
— Я знаю. Я видела.
— Спой ему, — снова посоветовала Вероника.
— Не надо, — попросил летчик.
Он поднялся и пошел к вертолету, неотрывно глядя на него.
— В чем дело? Ничего не понимаю… — пробормотал он, обходя вертолет.
— Валерий Иванович, вы не ищите! Это я вам тыквой выхлопную трубу забила! Я ж вам кричала…
Летчик подошел к соплу и увидел, что оно действительно забито большой тыквой. Он обернулся и некоторое время с пристальным недоумением смотрел не Таньку.
— Зачем? — тихо спросил он.
— Потому что мне надо с вами поговорить, а вы не слушаете.
— Ну, говори.
Танька молчала.
— Ну, говори, говори…
— Я вам цепочку принесла. — Танька достала из кармана цепочку и протянула летчику.
Тот взял ее с Танькиной ладони. Спросил:
— Все?
— Нет, не все! Я хотела вам сделать официальное предложение!
— Теперь все?
— Теперь все.
— Так вот. Запомни: если я тебя еще раз увижу… — Летчик медленно пошел на Таньку.
Танька живо нагнулась, подняла с земли камень — тот самый, которым она забивала тыкву.
— Вот только подойди! — пригрозила Вероника.
Летчик вытащил из сопла тыкву и потряс ею над головой.
— Вещественное доказательство! — объявил он. — В милиции поговорим.
— Герой кверху дырой! — крикнула Танька.
— Монах в разрисованных штанах! — добавила Вероника.
И пошли в разные стороны. Летчик — к вертолету. Танька — к дому.
Танька пошла и заплакала. Как сказано в Библии: «И исшей плакался горько». Вероника тоже присмирела и насупилась.
