Капитан кивнул. Телефон снова зазвонил, да так неожиданно, что Эдвард подпрыгнул на стуле. Капитан Пен-Сне и бровью не повел. В конце концов отвечать пришлось Эдварду. Несколько секунд в трубке молчали, слышно было только чье-то далекое дыхание, потом раздался долгий, улюлюкающий смех — хохот законченного и неизлечимого безумца, доносящийся странно издалека, как будто источник смеха находился на расстоянии нескольких шагов от микрофона, словно звонивший набрал номер, положил трубку на стол, а сам принялся бегать по комнате вокруг стола, дико и счастливо хохоча. В трубке щелкнуло, смех оборвался и запищал сигнал отбоя. Звонок показался Эдварду очень таинственным, хотя его, конечно, это не касалось. Однако он почувствовал тревогу. Через несколько секунд он уже был уверен, что звонок имел отношение именно к нему и его ответа ждали на другом конце линии, поскольку вряд ли кто-то мог звонить сюда с намерением поговорить с Пен-Сне.
— Ошиблись номером, — сказал Эдвард, опуская трубку. Капитан Пен-Сне благополучно спал в своем кресле. Лазарел уже шел на цыпочках к двери, унося драгоценную книгу. Эдвард помедлил в нерешительности, сомневаясь, вспомнит ли старик, проснувшись, о том, что продал ее. Он уже совсем было собрался разбудить глухого капитана и объясниться с ним через слуховой рожок, когда заметил около полудюжины книг, точно таких же, как только что ими приобретенная, сложенных стопкой и служащих подставкой для нижней полки в поломанном книжном шкафу. У верхнего тома недоставало обложки и, судя по тому, как он пожелтел, его использовали в качестве подпорки годами. Эдвард перевел взгляд на три двадцатки, лежавшие рядом с Пен-Сне на столике, и покачал головой. О том, что капитан получил эти деньги, Эдвард не жалел; сожалел он только о том, что это были его деньги, а не Лазарела. Лазарел молча поманил его от двери, и они вместе сбежали вниз по ступенькам к машине — на ходу Эдвард поведал своему другу о странном телефонном звонке.
— Ребятишки, — ответил Лазарел, помахивая книгой, — хулиганят.
— Не думаю, что это были дети.
— Но кому нужно звонить сюда и смеяться в трубку? Это наверняка ребятишки.
— Тот, кто звонил сюда, не смеялся. Смеялся другой человек, рядом со звонившим. И это был совсем не тот смех…
— Ты только послушай! — перебил его Лазарел, когда «Гудзон» начал выворачивать с Четвертой улицы к центру. — «Корабль бросил якорь в Аройо-Секо. На борт были взяты два пассажира, один с герметичным металлическим сундуком, второй высокий, бледный и худой, с ужасными шрамами на шее. Мне было сказано, что в сундуке находится мальчик с головой рыбы».
— Что? — переспросил Эдвард, не в силах поверить услышанному. — Что значит «с головой рыбы»? Что в сундуке сидел рыбоголовый мальчик или что у обычного мальчика была с собой рыбья голова? Что это такое, роман?
— Это судовой журнал, — спокойно ответил Лазарел. — Основную его часть занимают карты и наброски. Кстати, здесь написано, что между Тихим океаном и горами Сан-Гейбриел имеется судоходное подземное море. Я не совсем разобрался с обозначениями, но похоже, что ходить по большей части этого моря можно только на подводной лодке.
Эдвард вздрогнул и озадаченно уставился на Лазарела, который многозначительно покивал.
— И похоже, что в сундуке действительно был рыбоголовый мальчик. Слушай. «Я довез доктора до Венеции…»
— Какого доктора? — перебил с вопросом Эдвард.
— Того парня с сундуком, по всей видимости, — ответил Лазарел, пробегая глазами строки. — «Я отвез доктора до Венеции, где поздно вечером 26 числа он передал сундук китайцу в обмен на три брикета черного опиума-сырца. Китаец, по имени Хан Кой, называл хозяина сундука, который мне представился как де Винтер, доктором Фростом и ужасно его боялся». — Не отрываясь от книги, Лазарел махнул рукой Эдварду, приказывая молчать, затем продолжил: — «Мне тоже бывало в присутствии доктора не по себе, поскольку до меня дошли слухи, что мертвое, как было сказано, тело в сундуке — жертва одного из экспериментов Винтера. Под самый конец, выгружая, сундук уронили на палубу и он раскрылся — внутри, в луже зеленой желчи, находилось судорожно бьющееся и мычащее существо, мальчик или юноша с головой рыбы, задыхающийся и со страшно вращающимися и дергающимися испуганными глазами. Хан Кой крикнул, и на борт ко мне взбежало с полдюжины китайцев с косичками, что твои крысиные хвосты, все как один с ножами. Они подняли сундук и унесли его на заброшенный консервный завод на окраине порта. За все труды мне вручили два шарика неочищенного опиума два дюйма каждый — сам я был рад избавиться от де Винтера». Вот такие дела, — заключил Лазарел.
— И это все? — выкрикнул Эдвард. — Что сталось с существом из сундука?
— Об этом здесь ничего не сказано. Говорю тебе — это судовой журнал. Пен-Сне либо не знал, что случилось дальше с содержимым сундука, либо не решился писать об этом.
— Надеюсь, ты не сомневаешься в том, кто был этот де Винтер?
— Ни в малейшей степени.
— Не удивительно теперь, почему Уильям столько сил потратил, чтобы спрятать свое послание. — Несколько минут оба молчали — машина поднималась по въездному пандусу на автостраду Харбор. — Возможно, все это сплошные выдумки, — подал наконец голос Эдвард.
— Мне так не кажется, — отозвался Лазарел. — К чему старику было приукрашивать свои похождения? К тому же до хорошего приключенческого романа его произведение не дотягивает. Примерно половина книги состоит из разных приложений — карт, рукописных схем и прочего. По-моему, ты один из первых читателей, кто догадался об истинном лице де Винтера.
— Кто такой был этот мальчик-рыба? — внезапно спросил Эдвард.
— Какой-нибудь несчастный бездомный мальчонка, так мне кажется. Доктор подобрал его, как бродячую собаку, и использовал для своих целей.
Эдвард с сомнением покачал головой.
— Помнишь, исчез Реджинальд Пич? Он был младше Бэзила, так ведь?
— На десять лет, — ответил Лазарел. — Это случилось в тридцатых годах, если память мне не изменяет. Я помню это, потому что Бэзил как раз тогда и заболел. Мы с тобой оба знаем, кто его лечил.
— А этот второй худой пассажир, — продолжил Эдвард, — что если это был Бэзил Пич?
— Тогда мы живем в поразительном мире, — ответил Лазарел, закрыл книгу и уставился в окно.
— Пен-Сне намекает на то, что де Винтер вивисектор. Так выходит по книге. Капитан ничего не говорит о том, что мальчик родился таким на свет естественным путем — другого объяснения, кроме вивисекции, быть не может.
— Пожалуй, — отозвался Лазарел, — хотя возможно, что Пен-Сне, много раз ходивший по подземным морям, видел подобных существ не раз. В таком случае он просто не посчитал нужным отметить его оригинальность — Бог знает, что он считает в природе естественным, а что нет.
Эдвард согласно кивнул. Чем больше он думал о книге и капитане Пен-Сне, тем больше соглашался с Лазарелом. Перестроившись вправо, он съехал на пандус, спускающийся к Карсон-стрит, там повернул направо и влился в поток транспорта, следующий от Фигуэра к Сепульведа, откуда, снова попав на автостраду Харбор, покатил обратно, туда, откуда только что приехал, — на запад. Лазарелу не нужно было ничего объяснять, он все понял без слов. Они не узнали у глухого капитана и половины того, что должны были узнать. Но в момент первой встречи это было невозможно. Ни тот ни другой не знали, о чем спрашивать старика. Раструб слухового рожка и старческий маразм очень быстро охладили их пыл.
