— Да… — проговорила Ирочка низко и длинно.
В этом «да» были все впечатления прошедшей ночи и предвкушения будущей.
После «да» было «я» — такое же длинное, как выдох.
Это звонил Олег. Ирочка произносила только два слова — «да» и «я». Но это были такие «да» и «я», что Анне стыдно было при этом присутствовать. Наконец Ирочка замолчала и посмотрела на Анну умоляюще-выталкивающим взглядом.
Анна вышла из кухни. Подумала при этом: «Интересно, кто у кого в гостях…»
Каждая семья имеет свои традиции, ибо человек без традиций голый. Равно как и общество. Общество, порвавшее с традициями, обрубает якорную цепь, и его корабль болтается по воле волн или еще по чьей-то воле.
В традиции Олега и Анны входило звонить друг другу на работу, отмечаться во времени и пространстве: «Ты есть, я есть. И ничего не страшно: ни социальные катаклизмы, ни личные враги. Ты есть, я есть. Мы есть».
В традиции входило открывать друг другу дверь, встречать у порога, как преданная собака. Выражать радость, махать хвостом. Потом вести на кухню и ставить под нос миску с божественными запахами.
И сегодня Олег позвонил в обычное время. Анна заторопилась, но на пути возникла Ирочка.
— Он попросил, чтобы я открыла.
Анна растерялась, сделала шаг назад. Привилегии отбираются, как во время перестройки. В семье шла перестройка.
Ирочка тем временем распахнула дверь и повисла на Олеге в прямом смысле слова. Уцепилась руками за шею и подогнула ноги. Обычно Олег целовал мать в щеку, но сегодня между ними висело пятьдесят килограмм Ирочки.
Олега, похоже, не огорчало препятствие. Он обхватил Ирочку за спину, чтобы удобнее виселось, они загородили всю прихожую и из прихожей вывалились в комнату Олега и пропали.
Курица стыла. Устои дома рушились. Еще час такой жизни — и упадет потолок, подставив всем ветрам жилище.
Вечером Анна подстерегла момент и тихо спросила:
— А Ирочка, что, не собирается в общежитие?
— Видишь ли… — Олег замялся. Потом вскинул голову, как партизан перед расстрелом. — Мы поженились, мама.
— В каком смысле? — не поверила Анна.
— Ну в каком смысле женятся?
— И расписались?
— Естественно.
— И свадьба была?
— Была.
— В общежитии?
— Нет. В ресторане.
— На какие деньги?
Анна задавала побочные, несущественные вопросы. Ей было страшно добраться до существенного.
— На мои. Откуда у нее деньги? Она сирота.
— У нее есть родители.
— Это не считается.
— А где ты взял деньги?
— Одолжил. У Вальки Щетинина.
Валька — друг детства, юности и молодости. Вместе учились. Вместе работают.
— А почему ты не взял у меня? — спросила Анна.
— Ты бы все узнала.
— А я не должна знать? — Это был главный, генеральный вопрос. — Почему ты мне не сказал?
— Ты бы все испортила.
Наступила пауза.
— Ты бы не пустила, — добавил Олег. — Я этого боялся.
Анна молчала. Было больно. Как дверью по лицу.
— Прости, — попросил Олег.
— Не могу, — ответила Анна. — И еще знаешь что?
— Что?
— Ты мерзавец.
— Я так не считаю.
— А как ты считаешь?
— Я боролся за свою любовь.
Олег счел разговор оконченным. Бывают моменты в жизни мужчины, когда он должен бороться за свою любовь. Это его правда. Но есть правда Анны: вырастила сына, пустила в жизнь, и теперь ее можно задвинуть под диван, как пыльный тапок.
Да. Стареть надо на Востоке. Там уважают старость. Там такого не бывает.
Дима… Вот когда нужен близкий человек. Когда тебя предают в твоем же собственном доме.
Анна снова не спала ночь. Мучил вопрос «ЗА ЧТО?».
Может быть, за то, что их поколение — шестидесятники — проморгало хрущевскую перестройку и двадцать лет просидело по уши в дерьме. А может быть, все началось раньше и сейчас завершилось. Выросли внуки Павлика Морозова. Их научили отрекаться от родителей, затаптывать корни, нарушать заповедь: «Почитай отца и мать своих».
Ночь сгустила все зло в плотный мрак и накрыла с головой.
— Да просто ты ревнуешь, — растолковала Беладонна.
— Классическая свекровь, и все дела, — дополнила Лида Грановская. — Не ты первая, не ты последняя.
У Анны — две подруги со студенческих лет. Лида Грановская и Беладонна.
Лида — жена Грановского и сама по себе Лида. Грановский в последнее время в связи с перестройкой выбился в недосягаемые верха, а Анна осталась на прежнем месте. Это не помешало дружбе. Дружили все равно по душевной привычке.
В жизни Лиды все определилось с пятнадцати лет, с восьмого класса, когда классная руководительница приставила отличницу Лиду к неуспевающему Стасику Грановскому. Все началось тогда, тридцать лет назад, и продолжалось до сегодняшнего дня. Расстановка сил ясна: Грановский — солнце, Лида — луна. Остальной космос существует где-то отдельно от их жизни.
Беладонна означает: прекрасная женщина и еще какое-то желудочное лекарство. Беладонна — то и другое. Она самая красивая из трех. Но ее жизнь, как молодая планета, никак не может образоваться, устояться. То ледники, то оползни.
Беладонна — человек компромисса. Вышла замуж — до лучшего мужа.
Купила дачу — до лучшей дачи. И всю жизнь ждала эту лучшую дачу и лучшего мужа.
Известно, что временные мосты оказываются самыми постоянными. Беладонна ходила по временным мостам, неся в душе разъедающее чувство неудовлетворенности. Она жила как бы в обнимку с этим разъедающим чувством.
У Лиды жизнь стоячая, у Беладонны — текущая река. Анне необходимо было то и другое, в зависимости от того, чего просила душа: движения или благородного покоя.
Но сегодня были необходимы обе. Анна собрала подруг на совет. Сидели в кооперативном кафе. Пили кофе из автомата.
Анна полагала, что, выслушав ее, Лида и Беладонна схватятся за голову и громко закричат в знак протеста и солидарности. Но подруги отнеслись несерьезно. Задавали дурацкие вопросы.
— Ей сколько, сорок? — поинтересовалась Беладонна.
— Почему сорок? Девятнадцать, — ответила Анна.
— Проститутка?
— Что ты глупости говоришь? Учится в университете. На биофаке.
— Любит? Или по расчету, из-за прописки?
— На шею вешается, как кошка.
