— Если коротко, то я люблю Другого, — сказала Ирка.
— В этом все дело.
— Глупости! — сказал Один. — Ты не любишь Другого. Ты в него влюблена, а любишь ты меня.
— Я тебя ненавижу! — призналась Ирка. — Ты мне надоел до ноздрей.
— Да, ты меня ненавидишь, — согласился Один. — Но ты все равно меня любишь. Мы прожили с тобой двенадцать лет, от молодости до зрелости. У нас с тобой общий ребенок, общее имущество и общая испорченная жизнь. Мы с тобой глубокие родственники, а родственников не бросают и не меняют.
— Все равно я люблю Другого, — упрямо сказала Ирка.
— Это не серьезно! Любовь — это любовь. А жизнь — это жизнь. И не надо смешивать.
— Не слушай его, Ирка, — сказал Другой. — Любовь — это и есть жизнь, а жизнь — любовь. Тут как раз все надо смешивать.
— А двенадцать лет? — спросил Один. — А нашу общую испорченную жизнь стряхнуть, как сопли с пальцев?
— Как ты говоришь? — упрекнула Ирка.
— А как ты поступаешь? Сейчас же собирайся и пойдем домой.
— А что мы будем делать дома?
— То же, что всегда. Я смотреть по телевизору хоккей, а ты трепаться с подругами по телефону.
— Ты будешь смотреть хоккей и трясти на ноге тапок?
— Скорее всего.
— Боже, какая тоска…
— Ты замечаешь, как ты дышишь? — спросил Один.
— Нет. А что?
— Вот так и семейная жизнь. Она должна быть обычной и незаметной, как дыхание. Тогда она высвобождает в человеке творческие силы. На страстях живут одни бездельники.
— Не соглашайся, Ирка, — попросил Другой. — Мы с тобой сейчас пойдем на Неву и покатаемся на пароходике.
— Если ты будешь совращать мою жену, я тебя ударю, — предупредил Один.
— А я тебе отвечу, — предупредил Другой.
— Мальчики, если вы раздеретесь, я буду вынуждена принять сторону моего первого мужа.
— Почему? — обиделся Другой.
— Потому что он голодный.
— Ну и что, я тоже ничего не ел с утра.
— Но с ним я прожила двенадцать лет, а с тобой три с половиной часа.
— Пойдем! — потребовал Один. — Я не могу больше ждать. Через двадцать минут матч «Спартак» — ЦСКА.
— О боже! — вздохнула Ирка и с неохотой вылезла из-под пледа. — Ногу отсидела, — сказала она и, прихрамывая, пошла в прихожую.
Один и Другой двинулись следом.
Ирка надела плащ, покрыла голову платочком. Она перекрестила кончики платка, стала завязывать их на шее сзади. Кончики были скользкие и короткие. Ирка запутала свои легкие пальцы и, было похоже, сейчас завяжет их на два узелка.
— Я готова! — объявила наконец Ирка.
— А вещи? — спросил Один.
Ирка прошла в комнату и скоро вернулась оттуда с книжкой Андре Моруа «Литературные портреты».
— Все! — сказала Ирка.
— А я? — спросил Другой, и его глаза наполнились настоящими слезами.
— Пойдем с нами! — пригласил Один. — Что ты будешь сидеть в таком настроении?
— Ты увел у меня жену, и я же должен к тебе идти?
— Не упрямься, — сказала Ирка.
Дом стоял на Литейном проспекте, который во все времена назывался Литейным.
Войдя в свой подъезд, ступив на свою территорию, Один почувствовал себя увереннее.
— А ты тоже хороша, — сказал он Ирке. — С моим приятелем, за моей спиной…
— А что мне, на танцы прикажешь бегать за счастьем? — возмутилась Ирка. — Мне не семнадцать лет. У меня работа, семья, хозяйство. Когда мне бегать? Да лучше Другого и не найти. Ты и сам это прекрасно знаешь.
Между этажами на лестничной клетке сидел сиамский кот с голубыми глазами. Он с подобострастием глядел на людей, и это выражение попрошайки было несвойственно гордому полудикому зверю. Почти тигру.
— Бездомный, — сказала Ирка. — Кто-то потерял.
— У вас даже лестничные коты и те сиамские, — расстроился Другой.
— Не переживай, — попросила Ирка.
Другой заплакал.
— Если бы я не привел его к нам, ты бы не ушла.
— Надо мыслить конструктивно, — посоветовал Один. — Надо думать не о том, что было бы, если бы… А надо думать о том, что есть в данный момент и как это можно переменить.
— А как это можно переменить? — спросил Другой.
— Это не в твоих возможностях.
— А что же мне делать?
— Не думать.
— Брось его, Ирка. Посмотри, какой он противный.
— Он очень противный, — согласилась Ирка.
Возле знакомой двери лежал знакомый половичок, бывший в свои лучшие времена Иркиной курткой.
Возле половичка стоял чемодан, а на чемодане сидела девушка с большими глазами, сложив на коленях легкие нежные руки.
— Вовик… — девушка встала с чемодана. — А я ждалаждала… А тебя нет и нет… Я сама пришла.
— Познакомьтесь, это Вера, — представил Один.
Вера протянула всем свою легкую руку.
— Ирина, — сказала Ирка.
— Станислав, — представился Другой.
— Вера, видишь ли… — начал Один. — Я думал, что я свободен. Но оказывается, что я женат. Вот моя жена.
— Ирина, — еще раз напомнила Ирка.
— Я тебя обманывал, — продолжал Один. — Но не нарочно. Я и себя тоже обманывал.
— Бедный… — проговорила Вера, и ее глаза наполнились слезами сострадания. — Но ты не переживай. Я все равно буду любить тебя.
— Неопределенность разъест ваше чувство, — сказала Ирка. — Вы будете страдать.
— А что мне делать?
— Выходите замуж.
— За Другого, — подсказал Один.
— А что ты распоряжаешься? — вмешалась Ирка.
— Но ведь лучше Другого она все равно никого не найдет. Нам не придется за него краснеть.
Вера доверчиво посмотрела на Ирку.
— Он очень хороший, — честно подтвердила Ирка. — Он умеет расколдовывать все предметы и слова. Рядом с ним вы больше увидите вокруг себя, и в себе, и в других.
Вера подошла к Другому и, подняв голову, стала его рассматривать.
— Он хороший, — сказала она. — Но рядом с ним я ничего не увижу, потому что я не люблю его. А он не любит меня.
— Я не люблю вас, — согласился Другой. — А вы не любите меня. Но может быть, когда-нибудь через десять лет, мы с вами станем глубокие родственники.
Один достал ключи и стал отпирать свою дверь.
