– Мам! Пап! Вы где?
Только позвав трижды и не получив ответа, он сообразил, что Гордон с Порцией поехали за дедом, чтобы привезти его к ужину. Собственно, потому-то Альберт и отправился сегодня на работу пораньше, просто кошмар поездки в метро изгнал из его головы все мысли об этом. Зазвонил телефон, и Альберт гневно влетел в кухню, швырнул сумку на кухонный стол, даже не подумав о том, что может расколотить экран лежащего в ней лэптопа, сорвал трубку с аппарата и оставил ее болтаться, ударяясь о стену. Кот Ява потерся о лодыжку, Альберт ногой отпихнул его.
– Дерьмо! – закричал он. – Всё дерьмо! И все дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо!
Тяжело дыша, он вытащил из кармана куртки газету, присел за стол и в двенадцатый раз перечитал статью. Ява невозмутимо восседал в углу, с холодным достоинством игнорируя хозяина.
КАФЕ НЕЭТИЧНОСТЬ
Кофейный скандал заварился этим утром в мире «этической торговли», когда «Лондон ивнинг пресс» обнародовала эксклюзивную информацию о том, что Гордон Фендеман, основатель компании «Кафе Этичность», любимец «новых лейбористов» и говорунов от экологии, ухитрился, ради того чтобы начать свое дело, мошенническим образом лишить африканское племя прав на землю и разрушить жизненный уклад целого народа. Согласно местным источникам информации, так называемые «кооперативы», сотрудничающие, по уверениям «Кафе Этичность», с этой компанией, на самом деле состоят из людей, которых автобусами возят на плантации, расположенные в двухстах милях восточнее мест обитания их племени. Источники утверждают, что это является результатом достигнутой посредством подкупа договоренности между Фендеманом (41 год) и местным правительством, целиком состоящим из представителей образующего большинство населения страны племени, враждующего с изгнанным со своей земли народом.
Это разоблачение способно значительно пошатнуть быстро расширяющийся рынок этической торговли и в очередной раз бросить тень сомнения на способность «новых лейбористов» здраво судить о бизнесе. Всего две недели назад премьер-министр, выступая в Сити, назвал компанию Фендемана «маяком, указующим новые пути торговли с третьим миром», – заявление, о котором ему придется теперь горько пожалеть.
Согласно сообщениям, Фендеман, муж специалиста по истории искусства Порции Фендеман, в 1998 году заключил сделку с вождями малого племени, которые ради нее отвергли очень выгодное предложение глобального консорциума. Вождей уверили, что соглашение с «Кафе Этичность» послужит их интересам, им предложили долю прибылей, улучшенные условия работы и обеспеченное будущее для их народа. Впоследствии они с ужасом обнаружили, что условия этого договора фактически позволяли Фендеману согнать их, заменив рабочими из другой части страны, с земли, которой владели бесчисленные поколения их предков. Теперь перемещенный народ стоит лицом к лицу с будущим, полным голода, болезней и бесприютности, причем в стране, где это племя и без того сильно ограничено в правах. Как было подсчитано, личная прибыль Фендемана, проистекающая как из сделки с местным правительством, лишившим этот народ его земель, так и из все возрастающего объема продаж компании, превышает один миллион фунтов в год. Комментарий см. на с. 12.
«Комментарий» на двенадцатой странице был неописуем, просто неописуем. Альберту казалось, что мир вокруг него рушится. И расчленить отчаяние на составные части было невозможно.
Его отец. Как можно писать такое? Как они посмели? Ведь это явная ложь. Он слишком хорошо знал отца, чтобы верить в написанное. И тем не менее эта статья глубоко уязвит отца. Он человек гордый. И чем бы все ни закончилось, грязь пристанет к нему навсегда.
Его работа – пять месяцев Альберт протрудился на ниве этической торговли. И на первых же порах добился большого успеха. Он гордился сделанным, гордился помощью, которую оказал миру. А теперь вот гнусная писанина, сколь бы ни была она лжива, навсегда останется в сознании людей. Потребитель, уже протянувший руку к продукту, на этикетке которого значится слово «этическая», отдернет ее словно ужаленный. «Так, так, – скажет он себе. – Вроде был какой-то непристойный скандал, связанный с компаниями этого типа. Нет уж, обойдусь-ка я лучше „Нескафе“«. И все, сделанное Альбертом, пойдет прахом.
Саймон. «Лондон ивнинг пресс» – это его газета. Конечно, он человек занятой. Альберт еще не встречал никого, наделенного такой работоспособностью, таким умением вникать в детали. Да еще только вчера, в баре, Альберт предложил своим друзьям выпить за него. Описывая завидные способности Саймона, он то и дело прибегал к этому самому слову – «детали». Вот качество, которое всегда отмечало великих людей, – умение вникать в детали.
Что и создавало проблему, Альберт и на миг не мог вообразить, будто Саймон, как бы ни был он занят, ничего не знал о нападках «ЛИП» на Гордона. Должен был знать. А если знал, почему допустил их?
Не предупредив Альберта, не отведя его в сторонку и не сообщив новости. Те же самые друзья, которым он так нахваливал Саймона, отзывались о нем не без цинизма. «Поверь мне, – сказал один из них, – никто не способен делать такие деньги, не будучи в глубине души сукиным сыном». «Ты не прав, совершенно не прав», – настаивал Альберт.
И все же теперь память вернула ему странное ощущение, испытанное, когда он стоял рядом с Саймоном, наблюдая по телевизору за публичным уничтожением Эшли Барсон-Гарленда. В лице Саймона не было ничего, во что Альберт мог бы ткнуть пальцем, и тем не менее у него появилось некое ощущение. Ощущение общей атмосферы. Саймон словно излучал какие-то волны, которые Альберт старался упрятать в своем сознании как можно дальше. Это походило на эманацию страха, полового влечения или вины, но не было ни тем, ни другим, ни третьим. Чем-то еще. А слухи, которые поползли по компании? Козима? Действовала на свой страх и риск? Да иди ты! Она и пописать-то не пошла бы без разрешения Саймона, а уж тем более не выступила на телевидении. Альберт счел все это обычным офисным трепом. Но может быть, может быть, что-то такое в Саймоне было. Если честно разобраться в своих чувствах, то возможно… возможно, учуянное им в тот вечер было жестокостью.
Гордон был его отцом. Этическая торговля – его жизнью. Саймон – его богом. Отцы слабы. Жизнь – сплошное предательство. Боги жестоки. Альберт читал и видел достаточно, чтобы признавать все это объективными фактами, он только не ожидал, что столкнется с ними так скоро, да еще и со всеми сразу. Один-единственный удар судьбы отнял у него всю троицу. Он сидел, счастливый, в поезде метро, слушал музыку; листал вечернюю газету – он и купил-то эту проклятую газетенку потому, что она принадлежала Саймону, – и в единый миг все три столпа его жизни рухнули.
Услышав, что входная дверь открывается, Альберт поднялся из-за стола.
– Где он? Где мой внук?
Сложив газету, Альберт запихал ее обратно в карман.
– Я на кухне, дед. Подъедаю тут кое-что, пока ты все не слопал.
– Нахал! Мальчик – нахал. Ну как его не любить?
Деда Альберт обожал. Дед служил постоянным напоминанием о его еврействе, его наследии. Ему было трудно поверить родителям, уверявшим, что много лет назад дед читал лекции по истории и увлекался местной политикой. Из оголтелых левых, говорила Порция, – невероятно! Потом что-то произошло, Альберт так толком и не выяснил что, нечто связанное с ошибочным арестом, и Питер оставив преподавание, обратился к религии, отдался делам местной синагоги. Семья у них была по определению дружная. Как сын двоюродных брата и сестры, Альберт давно уже привык к остротам друзей по поводу того, что родной дед одновременно приходится ему и двоюродным, к разного рода поддразниванию насчет ослабления генов, – он любил свою семью и наслаждался особой близостью, порождаемой тем, что кровь, текущая в его жилах, не принадлежала двум враждующим кликам. Никаких шуточек по поводу супружеских отношений у Фендеманов в ходу не было.
