Затем поднял крышку и начал шарить по ней пальцами, нащупывая тканевую петлю. Ухватившись за эту ручку, он поднял крышку и, держа ее перед собой, точно норманнский щит, вступил в ящик и улегся на свое полиэтиленовое ложе. Подвигав крышку, Нед убедился, что, пока он с силой тянет на себя перекрученные петли, крышка держится хорошо, и настолько сосредоточился на необходимости бодрствовать, что почти мгновенно заснул.
Стук открывшейся двери заставил его вздрогнуть и проснуться. Крохотные лучики света пробивались сквозь крышку, и поначалу Нед подумал, что проспал слишком долго. Возможно, они решили еще подержать тело здесь и отправить его вечерним катером. А между тем в его комнате уже обнаружили Бэйба, и охота началась. Нед выругал себя за то, что заснул. Если в он бодрствовал, то понял бы, что времени прошло слишком много, и попытался сбежать как-то еще. Бэйб говорил ему, что остров находится примерно в тридцати милях от материка, но даже попытка доплыть туда своими силами и обрести свободу была бы лучше, чем позорное обнаружение здесь, в ящике.
Ленивые утренние голоса, зевки и нытье успокоили его. Ухватившись за петли, Нед изо всех сил потянул крышку на себя и замер в ожидании, едва осмеливаясь дышать.
Двое мужчин говорили по-датски.
– Потащим на плечах.
– А вон веревки на что?
– На то самое, только они нам все руки изрежут. Можешь мне поверить, я этим уже занимался. Давай на плечи. Ты первый. Раз, два… взяли.
– Я думал, там старик. Господи, ну и тяжесть.
– Это все дерево. Пошли.
– А, черт!
– В чем дело?
– Ты, что ли, гвозди вколачивал? Я палец порезал!
Тело Неда болталось в ящике, всякое чувство направления он утратил. Ящик дважды плюхали на пол, отпирая и запирая двери, и каждый раз Нед пугался, что крышка подскочит и его обнаружат. Мысленно он приготовился к драке и бегству.
Но наконец в ящик просочился холодный утренний воздух, и Нед услышал крики чаек, а следом стонущий скрежет двери крытого грузовика. Ящик без особых нежностей пропихнули по металлическому полу – движение это отдалось во всех костях Неда; дверь с грохотом захлопнулась, заработал мотор. Нед вспомнил адскую пытку, в которую обратилась его последняя поездка в грузовике. Он снова увидел мертвые глаза двух мужчин, избивших его до полусмерти, услышал ритмичный шелест покрышек на неровной мостовой. Он хорошо помнил мистера Гейна, до мелочей помнил тех двух скотов. Но восстановить в памяти личность Неда, душу и тело которого подвергли бесчеловечным истязаниям, не мог. Тот Нед был наивен, испуган и ослеплен жестоким миром, как новорожденный щенок. Он был всего только атомом, лишенным воли, направления, цели. Тот Нед умер без малого двадцать лет назад – жизнь покинула его в день, когда Рольф выломал ему левое плечо, убив в юноше последние остатки надежды и веры. Нед, ехавший ныне в ящике, был совершенно другим существом, человеком железной воли, ангелом мщения – орудием Божиим.
Поднявшись на скалы, Нед обернулся, чтобы взглянуть на паром, стоявший на якоре в полумиле от берега. Когда он вернется в порт, команда отправит деревянный ящик, набитый теперь цепями и железными тросами, в док, а там, по прошествии времени, его вскроют и обман обнаружится. Не исключено, что с острова уже послали на материк телеграмму и Нед объявлен в розыск.
Вздрогнув, он снял с ноющего плеча большую желтую клеенчатую сумку, украденную на пароме из капитанского рундука. В рундуке нашлись также одежда и бумажник с двумя с половиной тысячами датских крон. Нед не имел ни малейшего представления о том, попало ли ему в руки целое состояние или этих денег едва хватит на скромный завтрак.
Спустя полчаса он вошел в переполненное кафе, стоявшее на шоссе по дороге в Орхус. То, что он попал в Данию, Неда не удивило. Бэйб говорил ему, что остров находится в Каттегате, где-то между побережьем Швеции и северной оконечностью Ютландии. Нед направился прямо к стойке и заказал чашку кофе и яичницу с беконом. Затем сел и огляделся. Он еще на подходе к кафе заметил пять припаркованных грузовиков и подумал, что главное сейчас – это решительность и быстрота.
– Привет! – крикнул он, стараясь быть услышанным за грохотом музыкального автомата. Все посетители кафе обернулись и уставились на него. – Кто-нибудь здесь едет на юг? Мне нужно к ночи попасть в Германию. Готов оплатить половину топлива.
Большинство мужчин, находившихся в поле зрения Неда, пожали плечами и вновь опустили глаза в тарелки. Двое покачали с сожалением головой, но ничего не сказали. Черт, подумал Нед, и что теперь делать?
Голос за его спиной произнес на ломаном датском:
– Я должен быть к вечеру в Гамбурге. Хотите, езжайте со мной.
– Фантастика! – по-немецки воскликнул Нед. – Вы спасаете мне жизнь!
– А, так ты немец. Слава богу. От этого датского ум за разум заходит.
– Знаю, – сочувственно улыбнулся Нед. – Как начну на нем говорить, тут же кровь носом идет. Позвольте, я возьму вам чашку кофе, не будете возражать? Да и сам по-быстрому перекушу.
– Без проблем, – отозвался его собеседник и, обойдя столик, протянул Неду руку. – Кстати, меня зовут Дитер.
– Карл, – сказал Нед. – Рад познакомиться. A, prachtvoll!
[62]
– Он улыбнулся поставившей перед ним тарелку официантке. – И чашку кофе моему другу, – прибавил он по-датски.
В оставленной кем-то на столике газете Нед отыскал таблицу с курсом валют. Из нее он с немалым облегчением узнал, что у него при себе две сотни фунтов. Если за последние двадцать лет инфляция не обезумела окончательно, денег, пожалуй, хватит, чтобы добраться до нужного ему места.
Нед ехал на переднем сиденье, рядом с Дитером, сказавшим, что везет бумагу из Скагене, что в пятидесяти милях на север от придорожного кафе на окраине Ольбека, где они познакомились. Стало быть, прикинул Нед, до немецкой границы еще миль сто пятьдесят. Паром, должно быть, уже входит в гавань Ольбека. Вопрос теперь в том, захочет ли доктор Маяло обращаться в полицию. Он, надо думать, уже обнаружил, что из его кабинета исчезли бумаги, и Нед не сомневался, что это открытие отвратит доктора от мысли связываться с какими-либо властями. Возможно, Малло позвонит Оливеру Дельфту, а возможно, и не решится на это. Нед, окажись он на месте Малло, сфабриковал бы свидетельство о смерти и постарался забыть о самом существовании англичанина, навлекшего на него столько неприятностей.
Дитер не принадлежал к числу навязчивых собеседников. Весь его мир, похоже, вращался вокруг жены Труди, детей, чьими фотографиями была оклеена кабина, и футбола, в котором Нед мало что смыслил. Его познания ограничивались полученными от Пауля сведениями о скандинавской лиге. Дитера же дела «Трондхайма» нисколько не интересовали.
– А движение не так чтобы густое, – в какой-то момент заметил Нед.
– Шестнадцатое апреля, – отозвался Дитрих. – Здешний национальный праздник. День рождения королевы, так мне сказали.
