Карл Диттерс фон Диттерсдорф.
Кристоф Виллибальд Глюк.
Иоганн Непомук Гуммель.
О чем тут еще говорить? QED
[*], как называют французы известный пассажирский лайнер.
Если бы Гайдн в 1806-м — а он был еще жив — забрел, чтобы почитать газеты, во дворец Эстергази, он узнал бы немало нового. Уже отгремела, в прошлом году, Трафальгарская битва, и Нельсон запечатлел самый знаменитый — или не самый — поцелуй в истории. Наполеон уже обратился, постойте-ка, в:
1. Первого консула
2. Императора
3. Короля Миланского
4. Президента Итальянской республики
5. Министра мясной и молочной промышленности ☺ и
6. Капитана нетбольной команды ☺
Кажется, все. Питт Младший более известен теперь под менее приятным именем «покойный Питт». Что еще? А еще Пруссия объявила войну Франции — точно, точно, хоть у Генделя спросите. Далее, Тёрнер написал еще одну недурную картину, «Кораблекрушение». Подумайте, какое впечатление она могла производить на зрителя тех дней и того столетия. То была не просто замечательная картина, от нее мороз по коже — не забывайте, море было тогда понятием большим и насущным. Победа и смерть Нельсона все еще оставались значительной новостью, флотские вербовщики по-прежнему не знали удержу, да и море было не таким ручным, как ныне, так что «Кораблекрушение» Тёрнера просто не могло не потрясать.
А музыка? С музыкой-то что? Создавала ли музыка того времени образы под стать «Кораблекрушению» Тёрнера?
Ну, если говорить о Бетховене, ответом будет огромное, с пылу с жару «да». У него уже готова первая редакция «Фиделио», его единственной и неповторимой оперы, темами которой служат братство, товарищество и свобода. «Единственная и неповторимая» — это весьма существенно. Как видите, наш Бетховен бумагу попусту не переводил, о нет. Гайдн написал 104 симфонии, Моцарт — сорок одну, а Бетховен? Всего только девять. Однако они были, при всем моем уважении к первым двум композиторам, сочинениями воистину великими — великолепной девяткой, — и сказанное подтверждается самим их числом. Куда менее легкомысленные, чем симфонии Гайдна, более революционные, требующие от слушателя большего напряжения, чем симфонии Моцарта, они, вообще говоря, представляют собой произведения совсем иного покроя. И наконец, как раз в 1806-м, он сочиняет свой единственный и неповторимый скрипичный концерт. Концерт не так «бьет в глаза», как другие вещи Бетховена, но упоительная вторая часть его словно несколькими столетиями отделена от Гайдна и Моцарта. Говорят, что первый исполнитель концерта, прекрасный скрипач по имени Клемент, до самой премьеры нот не видел, ни одной репетиции не провел и все же сумел каким-то образом не провалиться. И слава богу: если бы он напортачил и тем обрек эту вещь на вечное забвение, я бы, и не один только я, этого нашему другу Клементу никогда не простил. Не думаю, что я смог бы прожить без Скрипичного концерта Бетховена. Однако Клемент не напортачил. Он прорвался, все аплодировали — возможно, из вежливости, — он вышел из концертного зала, хлопнул за собой дверью, и — вы и опомниться не успели, как БА-БАХ — наступил 1808 год.
ЧЕЛОВЕК ПО ИМЕНИ ВАН
Я хочу воспользоваться этой возможностью, чтобы остановиться на кое-каких подробностях, относящихся к следующим девяти годам. Именно так я поступил с предыдущим, поистине интригующим периодом истории музыки — последними четырьмя годами Моцарта, — а теперь хочу подзадержаться в обществе Человека по имени Ван.
Итак. 1808-й. После сочинения Скрипичного концерта прошло два года, а удача Бетховену все еще улыбается. За это время он производит на свет «Фиделио», струнные «квартеты Разумовского» и Симфонию № 4. Мир вокруг него, как и положено, меняется. Наполеон, захватив Барселону и Мадрид, упраздняет испанскую инквизицию. Спорим, она этого не ожидала! А следом, для ровного счета, упраздняет и итальянскую тоже
[♫]. Но обратимся к иным сферам человеческой деятельности. Каспар Давид Фридрих выставляет полотно «Крест в горах», Вальтер Скотт публикует «Мармион», а Гёте представляет читающей публике часть своего блокбастера. Думаю, правильно будет сказать, что сочинению этому еще предстоит долгая жизнь, и ох в каком количестве версий: «Фауст», часть 1.
Между тем Бетховен по-прежнему так же несчастен в жизни, как и в любви. Его «бессмертная возлюбленная» тоже принадлежит к этому периоду. «Она» — таинственная женщина, личность которой установить окончательно так и не удалось. Одни говорят, будто ею была Джульетта Гвиччарди, итальянская графиня, которая, по слухам, отвечала Бетховену взаимностью, пока отец ее не наложил запрет на их брак. Это ей Бетховен посвятил «Лунную сонату». Другие твердят, будто речь должна идти о его кузине Терезе Мальфатти, вдохновительнице «Аппассионаты». Третьи уверяют даже, что ею была Бобо, плюшевая кукла, подвигнувшая Бетховена на сочинение «Симфонии для пищалки» ☺, — впрочем, это по преимуществу люди, которые любят, чтобы при них постоянно кто-то сидел, и вообще большого доверия не заслуживают. И наконец, кое-кто считает, что это такое послание «ко всем женщинам» — сразу. Лично мне последнее представляется полной бессмыслицей. Я что хочу сказать… если он пожелал обратиться с открытым письмом ко всем женщинам сразу, почему было не отпечатать его на листочках формата А5 и не разбросать их там, где они могли попасться женщинам на глаза, — ну вот как это делают магазины косметики и дамских сумочек? Видите? Чтобы опровергнуть совершенно дурацкую теорию, нужно лишь немного пораскинуть умом.
А теперь, когда мы с этим покончили, представьте себе, если сможете, Гэри Олдмена в роли Бетховена, фильм «Бессмертная возлюбленная». Чудного на вид, вспыльчивого, донимаемого все нарастающей глухотой… и все же способного заставить явившуюся на концерт публику буквально прирасти к месту. Представьте, какой потрясающей, какой почти насильственной должна была показаться слушателям, ничего такого не ожидавшим, Симфония № 5, которую обрушил на них Бетховен. До той поры самыми потрясающими из симфоний представлялись написанные Моцартом и Гайдном. Они были фантастически хороши, и все же, не поймите меня неправильно, ничто в наследии двух этих композиторов не могло подготовить кого бы то ни было к
Вы понимаете? Даже в напечатанном таким вот манером виде оно потрясает, не правда ли? А послушав сейчас хорошее его исполнение, вы поразитесь еще пуще. Это одно из тех произведений, которые заставляют вас думать, что вы никогда еще ничего подобного не слышали. И дело не только в первой части. Вспомните последнюю — со всем ее блеском. Огромная, величавая, она не берет, так сказать, пленных, она безмерна. А тут еще история протянула этой симфонии руку помощи, когда во время Второй мировой войны она оказалась накрепко связанной с позывными союзников, со словом «Победа» — «Victory». Почему? Начальная тема, которая так превосходно — полагаю, вы с этим согласитесь, — обрисована чуть выше, обладала сходством с сигналом азбуки Морзе, отвечающим букве «V»: три точки и тире, или точка-точка-точка-ТИРЕ, или, в каком-то смысле, бу-бу-бу-бууу, понимаете?
