– Думаю, вам сначала следует прочесть вот это.
– А что там? – Дядя Дэвид взял конверт. – Тебе опять нужны деньги, Эди?
Эйдриан смотрел, как ласковое безразличие сменяется на лице читавшего записку дяди Дэвида раздражением, тревогой и гневом.
– Будь он проклят! Чтоб ему в Шпицбург плыть на пробковом плоту. Где он сейчас?
– В «Австрийском дворе».
– С Поллуксом?
– Нет, – ответил Эйдриан. – Дело в том, что, когда мы пришли туда, Поллукс был уже мертв. Его горло… ну, вы знаете… как у Молтаи.
– Чертово дерьмо. Полиция?
– Пока нет. Хотя там был лакей, так что я полагаю…
– Мать-перемать, зловонный ад и буфера с колесо! Листер! Где его черти носят, когда он нужен? Листер!!
– Сэр?
– Свяжитесь с Веной, с Данвуди. Скажите, чтобы он утряс все с зальцбургской полицией – быстро, еще быстрей и быстрее быстрого. Поллукса похерили в «Австрийском дворе». Номер? – Он щелкнул пальцами в сторону Эйдриана. – Ну же, номер, мальчик! Где он?
– По-моему, он называется «Франц-Иосиф», – сказал Эйдриан. «И не говори мне, чтобы я помер», – добавил он про себя.
– По-твоему? Так «Франц» или не «Франц»? – И дядя Дэвид потряс Эйдриана за плечи.
– Да! – рявкнул Эйдриан. – «Франц-Иосиф»!
– Вы поняли, Листер? Полная дипкрыша для всей вонючей неразберихи. Плюс машина для меня и этого веселого юноши, чтобы мы к шести ноль-ноль попали в «Золотого оленя». Вам тоже лучше прийти.
– Вооруженным?
– Нет, – ответил Эйдриан.
Правая рука дяди Дэвида лениво плюхнула Эйдриана по физиономии.
– Не отдавай приказы моим людям, Эйдриан, сделай одолжение.
– Хорошо, – сказал Эйдриан, опять опускаясь на край софы. – Извините.
Печатка на перстне дяди Дэвида рассекла ему кожу над левым глазом, и Эйдриан заморгал, стараясь смахнуть затекшую в глаз каплю крови. Но от этого кровь лишь защипала сильнее, и из глаз Эйдриана хлынули, чтобы смыть ее, слезы.
Дядя Дэвид кивнул Листеру:
– Вооруженным и хотя бы немного опасным.
Глава двенадцатая
В одном из концов банкетного зала «Шуберт», что в «Золотом олене», был сооружен небольшой помост, на котором стояли кресло и стол. На столе размещались: председательский молоток, аптечный пузырек с лиловой жидкостью, металлическая мусорная корзина, коробок спичек, два маленьких радиоприемника и пара наушников. Кресло стояло несколько сбоку от стола, лицом к залу. Стену за помостом закрывал аккуратно плиссированный, точно юбка школьницы, серый занавес. Все это походило на сельский клуб в каком-нибудь Кенте, подготовленный к выступлению лекторши из Женского института. Только круглый портрет Франца Шуберта, через круглые же очки взиравшего на зал с приветливо-ученым, пиквикским выражением, да развешанные по стенам рога и выдавали австрийское происхождение всей обстановки.
Небольшая группа людей стояла у высокого бокового окна, негромко беседуя, точно стесняющиеся гости, слишком рано собравшиеся на провинциальную оргию. Хэмфри Биффен, беловолосый, нескладно высокий, согнувшись, точно внимательный аист, слушал своего зятя Саймона Хескета-Харви, излагавшего подробности удивительного крикетного матча, состоявшегося в этот день в Йоркшире. Леди Элен Биффен, сочувственно похмыкивая, говорила что-то бледному молодому человеку с покрасневшими глазами. Присутствовал в этой компании и Трефузис, суетливый, с бутылкой «Айсвайна» в руке.
Как только позолоченные фарфоровые часы, стоявшие на оштукатуренной консоли у окна, принялись с грациозным австрийским упорством отбивать шесть часов, в залу вошел сэр Дэвид Пирси, сопровождаемый улыбающимся Диконом Листером и робеющим Эйдрианом.
Пирси оглядел залу, даже не пытаясь скрыть свое удовлетворение тем, что при его появлении в ней наступило молчание. Деланно сердитый взгляд его прошелся по Биффену с зятем и вернулся к Трефузису, уже поспешавшему к вошедшим с тремя бокалами и бутылкой.
– Дональд, старая вы бочка с мочой! – рявкнул сэр Дэвид. – Что здесь делает мой человек, Хескет-Харви?
Трефузис протянул Листеру бокал и заморгал, вглядываясь:
– Мы, по-моему…
– Листер, профессор. Как поживаете?
– Если ты подержишь эти два бокала, Эйдриан, я, пожалуй, сумею разлить вино.
Трефузис вопросительно глянул на припухлость над глазом Эйдриана. Тот чуть приметно наклонил голову в сторону Пирси и покрутил на пальце свой собственный перстень с печаткой, объясняя причину пореза. Трефузис понимающе кивнул и принялся осторожно разливать вино.
– Думаю, вам это понравится, мистер Листер… о боже мой, «мистер Листер»! Какая безвкусица с моей стороны. Это еще хуже, чем «лорд Клод», не правда ли? Или «профессор Лессер», уж если на то пошло. Кстати, это называется «Айсвайном». Вы с ним знакомы?
– Ледяное вино?
– «Айсвайн», да.
Эйдриан с изумлением увидел, как в глазах Трефузиса полыхнуло лекторское пламя, а тот уже загнал Листера в угол и принялся наставлять:
– Они, знаете ли, позволяют pourriture noble
[154]
, или Edelfaule, как ее здесь называют, целиком овладеть виноградом, так что плоды его начинают просто блестеть от гнили и сахара. А затем идут на самый отчаянный риск. Оставляют виноград на лозе и ждут первых заморозков. Разумеется, иногда заморозки наступают слишком поздно и плоды винограда подсыхают; иногда же слишком рано – еще до того, как botrytis
[155]
полностью поразит виноград. Но когда, как при урожае этого года, условия соединяются идеально, результатом становится – полагаю, вы со мной согласитесь, – вино живое и притягательное. К старости, знаете ли, человека снова тянет на сладкое.
Листер прихлебывал вино, всем своим видом выказывая одобрение. Трефузис налил бокал сэру Дэвиду и еще один – Эйдриану. Ошеломительный букет, густой и медовый, едва не сбил Эйдриана с ног, – голова его все еще гудела после полученного от дяди Дэвида удара, мысли путались и замирали в опасливых предвкушениях. Когда он, проморгавшись, выпрямился, взгляд его, снова обретший резкость, встретился с печальным, серьезным взором Хэмфри Биффена, тот ласково улыбался ему из угла и отводил глаза в сторону.
– Э-гм, – произнес Трефузис. – Полагаю, нам лучше приступить к делу. Эйдриан, ты не против того, чтобы составить мне компанию на помосте?
Эйдриан осушил свой бокал, эффектным, как он надеялся, жестом вручил его Дикону Листеру и последовал за Трефузисом к возвышению. Никак он не мог избавиться от подозрения, что вся эта шарада устроена, чтобы изобличить его. Но изобличить в чем, перед кем и с какой целью – этого Эйдриан не смог бы постичь даже под угрозой смерти.
