«Не беспокойтесь. Сейчас доберемся и до улик. Их
предоставило мне дело Аваддона, погибшего за день до того, как я приступил к
розыску. След был совсем свежий, и убийце не удалось его замести».
«Убийце? — переспросил я. — Так это было
убийство?»
«Такое же верное, как если бы студента казнили на виселице.
Началось, как и в прежних случаях, с приговора, произнесенного устами
загипнотизированной Офелии. А довершили дело «Знаки»: вой Зверя, или, вернее,
жуткий, нечеловеческий голос, повторявший нечто вроде «умри, умри». Голос
слышали соседи — значит, о галлюцинации речи быть не могло. Я внимательно
осмотрел квартиру и обнаружил любопытное обстоятельство. Петли и замочная
скважина двери, что вела на черную лестницу, были тщательно смазаны маслом,
причем совсем недавно. Я рассмотрел замок в лупу и определил по свежим
царапинам, что его несколько раз отпирали ключом, причем только снаружи, а
изнутри ключ в скважину ни разу не вставляли. Предположить, что постоялец все
время жил с незапертой дверью черного хода, невозможно. Значит, кто-то отворял
ее, входил в квартиру, делал там что-то и вскоре уходил.
При повторном посещении квартиры, явившись туда под покровом
ночи, я произвел более подробный осмотр, надеясь отыскать следы какого-нибудь
технического устройства, способного производить звуки. Под верхним карнизом
кухонного окна я обнаружил две свинцовые трубки, вроде тех, что используются в
пневматических звонках, обе искусно замаскированные под штукатуркой и с
отверстиями, заткнутыми пробкой. Я вынул затычки, но ничего не произошло. Я уже
было решил, что это какая-то новинка вентиляционной техники, но тут за окном
подул ветер, задрожали стекла, и я отчетливо услышал низкий, утробный вой:
«Уммм-иии, уммм-иии». В темной, мрачной квартире это было по-настоящему жутко.
Вне всякого сомнения звук издавали потайные трубки! Я заткнул пробки, и вой тут
же прекратился. Нечто подобное применяли древние египтяне в пирамидах, чтобы
отпугнуть осквернителей саркофагов. Трубки разной конфигурации, установленные
на сквозняке, умели выдувать целые слова и даже фразы. Ведь вы, господин
Благовольский, в прошлом инженер, и, кажется, одаренный? Разработка этой, в
сущности, нехитрой конструкции не составила бы для вас труда. Тут мне стала
понятна загадка черного хода. Злоумышленник, которому нужно было довести жильца
до самоубийства, выбрал ненастную ночь, потихоньку вошел в кухню и открыл
затычки, после чего преспокойно удалился, нисколько не сомневаясь в результате.
Мне было известно, что квартиру для бедного студента сняли и обставили вы. Это
раз. По свидетельству соседей, зверь не унимался до самого утра, хотя Никифор
Сипяга повесился еще перед рассветом. Это два. Спрашивается, зачем бы Зверю
звать на тот свет того, кто и так уже благополучно туда переправился? Я
вспомнил ваши слова о том, что, беспокоясь за Аваддона, вы ни свет ни заря
отправились его навестить. Тогда-то вы и закрыли трубки, от чего Зверь сразу
угомонился. И это три».
«Что ж, трубки — это, действительно, улика, — признал
Благовольский. — Только непонятно, против кого. Да, я помог бедному
студенту с жильем. И я обнаружил труп первым. Подозрительно? Возможно. Но не
более того. Нет-нет, господин принц, моей виновности вы не доказали. Бедняжка
Аваддон относился к числу неизлечимых случаев. Никто не смог бы уберечь его от
самоубийства. Ему нужен был только повод, чтобы наложить на себя руки».
И все же было видно, что аргументы на него подействовали —
дож снова заерзал, потянулся к бронзовой чернильнице, словно она могла ему
помочь.
Гэндзи поднялся из кресла, прошелся по комнате.
«А как насчет Офелии? Ее вы тоже относите к «неизлечимым
случаям»? Девочка вовсе не хотела умирать, ее просто привлекало все
таинственное и труднообъяснимое. Она и в самом деле обладала способностями,
которые современная наука оценить и проанализировать не умеет. И вы сполна
попользовались этим ее даром. Когда я вместо вас проводил спиритический сеанс,
вызывая дух Аваддона, Офелия со своей невероятной восприимчивостью что-то такое
ощутила или угадала. На Востоке верят, что сильные чувства могут сохраняться
долго. Мощный выброс позитивной или негативной духовной энергии не проходит бесследно.
Именно этим объясняется «проклятость» или «святость» некоторых мест. Там
существует некая специфическая аура. И люди, подобные Офелии, обладают редким
качеством эту особенную ауру улавливать. Войдя в транс, девушка ощутила страх,
ужас и безысходность, испытанные Аваддоном в последние минуты жизни. Может
быть, упоминание о «вое» и «звере» было просто навеяно предсмертным
стихотворением Аваддона и никакой мистики тут нет, но вы испугались. А что если
Офелия с ее сверхъестественным даром почувствует нечистую игру? Ведь вы,
Благовольский, при всем вашем циничном манипулировании человеческим
легковерием, в душе сами мистик и верите во всякую чертовщину».
Мне показалось, что в этот миг Просперо вздрогнул, но,
впрочем, поручиться не могу. Гэндзи же снова опустился в кресло.
«Браво, — сказал он. — Вы осторожны. Я нарочно
оставил револьвер на столе, а сам встал и даже отошел в надежде, что вы
попытаетесь меня убить. В кармане у меня верный «герсталь», я со спокойной
совестью продырявил бы вам голову, и нашей бессмысленной беседе наступил бы
конец».
«Почему «бессмысленной»? — спросил я. — Ведь вы
хотите, чтобы господин Благовольский был предан суду?»
«Боюсь, от этого суда будет больше вреда, чем пользы, —
вздохнул Гэндзи. — Шумный процесс, краснобаи-адвокаты, импозантный
подсудимый, полчища репортеров. Какая реклама для будущих ловцов душ! Вряд ли
их испугает даже приговор».
«Из того, что я слышал до сих пор, приговор может
воспоследовать только один — оправдательный, — пожал плечами
Благовольский. — А ваша уловка с подсовыванием револьвера просто
смехотворна. Неужто я похож на болвана? Вы лучше рассказывайте дальше.
Интересно излагаете».
Гэндзи невозмутимо кивнул:
