– Ну, как-то так.
Хотя я желал бы быть в курсе, как он нас вытянет и куда. К черту прошлое этого надутого мешка.
Пир гладит бородку:
– На всякого мудреца достаточно простоты… Когда мы спим, спят и наши знания.
Нелли теребит меня за рукав.
– Он сможет – я знаю.
Старик подтверждает:
– То, что сделал я, не должно было случиться. Я – врач, а не чернокнижник. И я бы и сам хотел вернуть мир в состояние равновесия. Это, – он указал на нас, – качает колыбель спящего хаоса, а мне не нужны лавры потрясателя вселенной.
Нелли внимает ему с открытым ртом. Рядом такая же восторженная Френи, чьи глаза пожирают фигуру отца. Да и сам пир выгнул спину, как заправский гимнаст на помосте.
Рискнуть?
– Я быстро! Пока готовьтесь.
Выскакиваю из подвала. На меня испуганно смотрит два десятка глаз.
– Карабарис, ты откуда? – изумленно шепчет Георгий.
Неужели и правда, старик умеет глаза отводить?
– Воислав!
Седоусый гайдук тут как тут. Рядом с ним парочка молодых – держат тяжеленный мешок.
Я откидываю дерюгу, хлопаю ладонью по бочонку.
– Георгий. Ты, вроде, правильный юнак – договора почитаешь, не трусишь, за дело болеешь. Присмотри за моими ребятами, чтобы их не обделили добычей. Побудь для них новых Карабарисом.
Арамбаши хмыкает:
– Если уж я и стану черным, то лучше Карагеоргием. Но сам-то ты куда собрался? Помирать?
Он склоняет голову – не понимает, к чему клоню. Мимо один за другим шмыгают в лаз нагруженные мешками ребята. Барабанный бой уже на соседней улице.
Карагеоргий?
– А, кстати, как твоя фамилия?
– Петрович я. Нездешний – из Вишеваца, что в средней Сербии.
[119]
Черт! Угораздило же встретиться!
– Ну и?
Я глажу бочонок.
– Здесь золото, Георгий.
Он оценивающе присматривается к бочонку. Я уточняю:
– Это пропуск для твоей страны на свободу. Золото на оружие для Скупщины.
Георгий пожимает плечами:
– Кнезы поделят пиастры и пропьют их.
Тоже вариант.
Я поворачиваюсь к остальным гайдукам:
– При свидетелях говорю, что всю свою долю за набег отдаю тебе, Георгий… Карагеоргий… Если обещаешь, что деньги из этого бочонка пойдут на борьбу сербов с турками.
Он кривит губы, но кивает:
– Клянусь.
– Воислав, отдай казну его новому хозяину, – и уже арамбаши. – Удачи тебе, воин.
Я разворачиваюсь.
– Постой! А ты-то куда?
Останавливаюсь, улыбаюсь, щерясь осколками зубов. Ребята отводят взоры, но мне уже все равно. Я поворачиваюсь к цитадели Кровавой башни.
– А я иду домой, братишка. Домой!
11
Камлание я запомнил плохо. В отличие от того, как это проделал Заволюжный, пир много гундосил, завывал и бил пальцами по нашим лбам. Потому момент, когда я провалился в никуда, приметить не получилось.
Просто вместо комнаты мы оказались в темном туннеле. Мы – это я и Нелли. Она сразу предупредила, чтобы держал ее за руку, иначе опять попадем, куда попало. Она, мол, выведет правильно.
Я честно пробовал. Шел через вязкую клейкую массу, продавливался за хрупкой светящейся точкой, которой была она. Пер, продираясь через заросли, ветки, воду, камень! Я рвался вперед, тянулся всей силой, всей душой, сущностью, бытием! А она скользила легко, как по нитке.
Так было долго, очень долго. Наверное, вечность. Может, миг.
Потом я рухнул.
Уже впереди был свет и выход, когда я отпустил свой маячок, поскользнулся и упал.
…Солнце резануло по глазам и отозвалось болью в голове.
Я есть? Я существую? Вернулся?!
Моя рука нащупала и сжала чужие пальцы, которые показались теплыми и мягкими.
Я попробовал открыть глаза. Луч света подобно наждаку прошелся по глазам, тут же на веки легла ладонь.
– Не спеши. Тебе еще рановато снимать повязки, так что не спеши. Дождись, пока солнце спрячется за тучи.
– Зачем?
Губы не слушаются, язык будто ватный.
Пальцы напряглись.
– Мама, мама, Младан очнулся!
Вокруг топот ног, суета. Мне взбивают подушку, поправляют одеяло.
Разобрался. На глазах у меня бинтовая повязка, пропитанная пахнущей мазью.
Тот же голос радостно щебечет:
– Мама, мама, я же говорила, что на солнце он придет в себя. Не бывает так, чтобы человек жил, а… – голос испуганно замолкает.
Язык – сербский.
Осторожно снимаю повязку с глаз. Немного режет, картинка плавает, но рассмотреть можно.
Меня окружает тишина.
Полноватая женщина средних лет, мелкий паренек, девушка с заплаканными глазами. Слезы текут и текут по милому личику в обрамлении черных как смоль волос.
– Я же говорила, говорила… Он не мог не вернуться, раз обещал.
Она бросается мне на шею под испуганные вздохи остальных.
– Мне не надо никакого золота на свадьбу, не надо ничего – только сам подымись! – горячий воздух шепота обдает ухо. – Ты – мое золото.
– Какой нынче год?
Она отстраняется.
– Одна тысяча девятьсот девяносто шестой. А что?
Я глажу волосы, рассыпавшиеся по моей груди.
– Почти попал… Это – хорошо. Очень хорошо.
Девушка снова бросается мне на грудь.
– И на войну я тебя больше не пущу.
Глажу густые мягкие волосы, проваливаюсь в них, вдыхаю неземной аромат.
– А мне больше и не надо…
12
18 июля 2006 года.
Человек в черной одежде упругой уверенной походкой обошел дворик дома. Старое здание в историческом центре. Днем тут не продохнуть от туристов, зато ночью – благодать. Местные предпочитают дома покомфортней тех, которые строили две сотни лет назад.
Киллер осмотрел все закоулки, проверил улицу и вернулся в дом.
Пройдя прихожую первого этажа, он начал методично обследовать комнату за комнатой. Когда его взору открылась ниша тайника, убийца застыл. Он услышал звуки, которые не должен был слышать. Кашель и стоны.
