Пьяные, дикого вида казаки в шелковых халатах поверх изодранного полушубка или шинели брали приступом эти дома или сжигали их вместе с засевшими там китайцами».
Трудно понять, откуда в Урге взялись евреи. Но когда хочется — найдут… Особенно если можно позволить себе разгуляться.
Некоторые монгольские князьки присоединились к Унгерну, но союзники это были очень ненадежные. Не потому, что плохо воевали — монголы были отличными воинами. Просто каждый из них сражался за собственные интересы, а не за великую идею.
Понятное дело, что все эти военно-буддийские закидоны сильно не нравились находившимся в дивизии Унгерна русским. А они были необходимы. Из орудий и пулеметов монголы стрелять просто-напросто не умели. Тогда Унгерн параллельно со своими чингисхановскими идеями стал использовать курсировавший на Дальнем Востоке слух, что Великий князь Михаил Александрович (младший брат царя) не расстрелян большевиками, а чудесно спасся и теперь прячется в надежном месте, о котором Унгерну известно. На одном из митингов он говорил:
«Мы, и только мы, можем вернуть законного хозяина земли русской на престол. Больше это сделать некому. Москва будет нашей!»
Кто-то этому верил, а кто-то — не слишком. Началось дезертирство. С такими Унгерн расправлялся в лучших китайских традициях. К примеру, некий поручик Ружанский решил бежать. Для этого он подделал подпись барона, получил приличную сумму денег и поскакал за женой. Поручика догнали, его жену арестовали и отдали на поругание казакам. Затем всех согнали на площадь, приволокли поручика, прилюдно перебили ему ноги, «чтобы не бежал», потом — руки, «чтобы не крал», и повесили на вожжах в пролете ворот. После этого расстреляли и его жену.
…Некоторое время Унгерн продержался в Монголии. Его «дивизия» для тех мест была серьезной силой, а добычи хватало. Что же касается жестокости, то монголов ей не удивить. Однако все хорошее заканчивается. Посаженный на трон Бато-хан никакой благодарности к барону не испытывал. Так всегда бывает в политике: «мавр сделал свое дело, мавр может уходить». Тем более что Бато-хан счел более выгодным заключить союз с Сухэ-Батором, за которым стояло не партизанское соединение Унгерна, а Красная Армия. В монгольских степях барону стало неуютно.
Последний поход Унгерна
Тогда он начал осуществлять новый «великий план» — решительным ударом отрезать Дальний Восток от Советской России. В мае 1921 года в пределы Дальневосточной республики вторглось войско Унгерна в составе около 10,5 тысячи сабель, 200 штыков, с 21 орудием и 37 пулеметами. Главный удар они наносили вдоль правого берега реки Селенга с целью перерезать кругобайкальскую железную дорогу. Что делать дальше — об этом Унгерн, похоже, просто не задумывался. Впрочем, особого выбора у него и не было.
И поход начался. «Барон молча скакал впереди своих войск. На его голой груди на ярком желтом шнуре висели бесчисленные монгольские амулеты и талисманы. Он был похож на древнего обезьяноподобного человека. Люди боялись даже смотреть на него». Во время похода расстреливали отставших и бросали в голой степи раненых.
Разумеется, поход был изначально обречен на неудачу. С подобным «войском» можно совершить лишь кратковременный партизанский рейд. Да и надеяться на поддержку местных жителей, даже из числа недовольных большевиками, было трудно. Представьте, как вела себя вся эта публика, привыкшая к грабежам! Тем более что при переходе на территорию России из дивизии Унгерна началось массовое дезертирство. Русские офицеры даже предприняли на него несколько покушений — и все неудачные. Так, к примеру, шесть человек стреляли в барона из револьверов с пяти шагов — и никто не попал. То ли амулеты его спасли, то ли офицеры, идя на дело, слишком уж хорошо выпили…
Итог был закономерен. Красные подтянули свежие силы, против конницы стали действовать аэропланы. Толку от них было немного, но летучие агрегаты наводили на «сынов степей» панический ужас.
В итоге дивизию Унгерна расколотили вдребезги. Ее остатки стали мелкими группами пробираться обратно в Монголию. Отряд, в котором находился барон, попался красноармейскому разъезду. И тут Унгерн снова повел себя необычно. Никто бы его не узнал — он был загорелым, оборванным и грязным. А что внешность совсем не азиатская — так красноармейцы (среди которых большинство были уроженцами европейских губерний) в таких тонкостях не особо разбирались. Но Унгерн сразу же назвал свою должность и звание — на что бойцы патруля лишь весело рассмеялись. И только когда барона доставили в штаб экспедиционного корпуса 5-й армии, его опознали. Чему он был очень рад.
Затем за Унгерна взялись чекисты. Общение с обеих сторон происходило чрезвычайно вежливо. По-видимому, барону нравилась роль знатного пленника. А то, что его в итоге расстреляют… Так не ему бояться смерти.
15 сентября 1921 года в Новониколаевске (Новосибирск) собрался Чрезвычайный революционный трибунал во главе со старым большевиком Опариным. Процесс, по моде того времени, был открытым. Он проходил в здании загородного театра. Желающих посмотреть на барона было так много, что билетов на всех не хватило. Унгерн обвинялся: в проведении в жизнь захватнических планов Японии, в организации свержения Советской власти в России с восстановлением монархии, в зверских массовых убийствах.
Защищаться подсудимый и не пытался. Скорее наоборот — он брал на себя что было и чего не было. К примеру, объявил о своих намерениях возвратить землю дворянству и вырезать под корень всех евреев. В последнем даже гитлеровские вожди на Нюрнбергском трибунале не сознавались — а вот Унгерн об этом спокойно заявил. Так что барон до конца твердо держался выбранной для себя роли. Единственное, от чего он решительно отмежевался — это от того, что имел согласованные планы с Японией.
Защитник Боголюбов, по сути, подыгрывал обвинению, хотя формально действовал как положено.
«И судебное следствие, и обвинитель совершенно правильно отметили, что Унгерн как политический деятель абсолютно ничего собой не представляет. Для такого человека, как Унгерн, расстрел, мгновенная смерть будут самым легким концом его страданий. Это будет похоже на то сострадание, которое мы оказываем больному животному, добивая его. Правильнее было бы не лишать Унгерна жизни, а заставить его в изолированном каземате вспоминать об ужасах, которые он творил».
Речь закончилась возмущенным свистом и топаньем ног. В Новониколаевске сторонников у барона не было — и собравшиеся такого гуманизма не понимали.
Приговор понятен и незатейлив — расстрел. Он был приведен в исполнение в тот же день.
Надо сказать, что в истории Унгерн оставил след не только как кровавый отморозок. Со временем он стал идолом для сторонников так называемого «евразийства» — как человек, пытавшийся воплотить принципы этого учения в жизнь. В Монголии и Сибири до сих пор ходят легенды о где-то спрятанных Унгерном сокровищах. Впрочем, о ком только такие легенды не ходят…
Но и красные не остались в стороне от монгольских дел. В середине июня 1921 года они сформировали экспедиционный корпус 5-й армии под командованием К. А. Неймана в составе 7600 штыков и 2500 сабель. Корпус располагал 20 орудиями, 2 бронеавтомобилями и 4 самолетами. 27–28 июня его части во взаимодействии с НРА ДВР и Монгольской Народно-революционной армией (МНРА) под командованием Сухэ-Батора начали наступление. 6 июля красные взяли Ургу.
