Дело было 14 июня 1800 года, под селением Маренго. Обстоятельства сложились так, что битва эта могла решить исход всей войны. И не только войны. Дело в том, что хотя Бонапарт навел в стране порядок «в первом приближении», но до спокойствия во Франции было еще очень далеко. За полгода его власти слишком многие поняли, под какую сильную руку угодили. Те, кто думал, что сами будут руководить первым консулом, поняли, что сильно в этом ошиблись. И теперь намеревались ошибку исправить. Во время отсутствия Наполеона во французских верхах начались разброд и шатание. Первый консул находился в состоянии неустойчивого равновесия. Одна ошибка — и всё могло пойти прахом. Многие ждали, когда «Акела промахнется»…
Снова могла завариться политическая каша с непонятным исходом. Помните мучительные раздумья Бонапарта перед захватом власти? Возможно, он предвидел возможность такого расклада. И теперь этот неприятный момент наступил.
А на поле боя все сложилось хуже некуда. Австрийцы превосходили французов численностью в полтора раза. Мало того, у Наполеона почти не имелось его любимых «игрушек» — орудий. А вот у австрийцев с ними все было хорошо. Неравенство сил было чересчур велико — воевать не числом, а умением могло не получиться.
С самого начала австрийцы стали упорно теснить французов. Те сражались храбро, но к середине дня, казалось, исход битвы был уже предрешен. Армии Наполеона светил полный разгром. Она начала отходить, и отступление вот-вот превратилось бы в бегство. В штабе французов царил разброд.
Наполеон повторял:
— Надо держаться.
Но, кажется, сам уже понимал, что проиграл.
А его противники были уверены в своей победе на сто процентов. Австрийский генерал Меласс уже послал гонца в Вену с победным докладом. Не терпелось ему, понимаете ли. Как же! Разбил того самого Бонапарта! Славы теперь на всю жизнь хватит — и еще для истории останется. А ведь известно: не говори «гоп»… За эту поспешность Судьба ему жестоко отмстила.
В самый что ни на есть критический момент на помощь Бонапарту нежданно-негаданно явился генерал Дезе со свежей дивизией. За день до битвы Наполеон послал его выполнять вспомогательную задачу, но, услышав гром пушек, Дезе вернулся. И очень вовремя. Это было чудо. Дело даже не в том, что появилась подмога — она появилась в самый нужный момент.
— Первое сражение, кажется, проиграно. Остается выиграть второе, — разобравшись в ситуации, спокойно заметил Дезе.
Он был прав. Лучшее время для вступления в бой свежих сил придумать было трудно. Уверенные в победе австрийцы уже расслабились. Целыми частями они выходили из боя и располагались на обед. Начали, так сказать, праздновать. И в этот самый момент получили железным молотком по голове… Шок был страшный. «Вторая серия» битвы длилась чуть больше часа. Ошалевшие австрийцы, которые только что переваривали свой триумф, теперь бодро пустились наутек. Безнадежно проигранное сражение обернулось блестящей победой. К сожалению, герой дня, генерал Дезе, погиб во время атаки.
Узнав об этом, Наполеон — в первый и предпоследний раз в своей жизни — не смог сдержать слез.
— Как хорош был бы этот день, если б сегодня я смог бы обнять Дезе! Почему мне не позволено плакать!
Такого прощального слова удостаивались от Наполеона немногие. Он часто рисковал собственной жизнью — и еще меньше ценил чужую. Но здесь его все-таки проняло…
Очень забавно получилось с венским двором. После того, как первый курьер привез сообщение о победе, в нем воцарилась эйфория. Страшный Бонапарт разбит! Казалось, теперь все пойдет как надо. Все будет хорошо. И тут, «как смерть на свадьбу», прибывает второй гонец… Из сообщения которого выходит, что вся Италия опять оказалась в руках «корсиканского чудовища». Забавно было бы поглядеть на лица австрийских придворных… Редкое, должно быть, было зрелище. По сравнению с ним гоголевская немая сцена — проходной эпизод.
В Париже было то же самое. Первые дошедшие сведения были неутешительны. И противники Бонапарта зашевелились. Пошли гулять комментарии, что, мол, допрыгался, голубчик. Но тут вдруг приходит сообщение о победе! На соборах зазвонили колокола, Париж охватила эйфория. Как вспоминают современники, это был именно выплеск национальной гордости. Мы, французы, сделали это! Теперь тем, кому Наполеон был не по нраву, уже пришлось затаиться. Надолго.
В результате заключенного после этой победы мира Наполеон снова прибрал к рукам свои итальянские завоевания. Фактически же и Голландия, и все скопление малых, маленьких и микроскопических немецких государств тоже попало под его контроль. Он УЖЕ сделал Францию самой сильной державой в Европе. Исключая, конечно, Россию.
И как после такого чуда было Наполеону не увериться, что он и в самом деле — избранник Судьбы и баловень Фортуны!
4. Порядок есть порядок-2
Если поражение поставило бы Наполеона на грань катастрофы, то победа укрепила его авторитет несказанно. Теперь, хотя бы на время, его противники должны были прикусить языки. С героями дня не спорят. Но Наполеон понимал, что все это временно. Все-таки пока его власть держалась только на силе штыков и личном авторитете. Пора было всерьез заняться ее укреплением.
Повторим еще раз: в этот период интересы Наполеона полностью совпадали с интересами большинства населения страны, во главе которой он оказался. Нужен был порядок и еще раз порядок. И всё.
А вот демократия была совершенно ни к чему. Сегодня многие продолжают верить в навязанный нам миф, что демократия — это высшая ценность сама по себе. Что, на самом деле, является полной чушью. Это — лишь инструмент. Который иногда работает хорошо, а иногда — не очень. На «Мерседесе» приятно ехать по мирной автостраде. А по полю боя сподручнее — на танке.
За годы революции Франция нахлебалась демократии досыта. Что же касается самого Наполеона, то он эту форму правления не переваривал в принципе. И постарался устранить все ее следы. Не буду утомлять читателя описанием созданной Наполеоном системы управления государством. Достаточно сказать: дело было теперь поставлено так, что окончательное решение принимал лишь один человек. И все мы имя этого человека знаем.
Но зато чиновников он заставлял работать, как негров на плантациях. Работая сам по двадцать часов в сутки (без преувеличения), он много требовал и с других. Государственным людям были назначены очень большие оклады, но уж хорошей кормушкой чиновничью работу при Наполеоне назвать было трудно. О взятках и речи не шло. До самого крушения наполеоновской империи государственный аппарат работал с точностью часового механизма.
В назначениях чиновников на различные посты, Наполеон придерживался того же принципа, что и в армии: всегда старался поставить человека туда, где его достоинства способствовали бы делу, а недостатки не мешали бы. Знакомства, личная приязнь или неприязнь, прошлые заслуги — ничто в расчет не шло. Единственный критерий был — способность выполнить порученное дело.
К примеру, Наполеон терпеть не мог Фуше. Ну, просто не переваривал. Тошнило его от этого типа. Но Бонапарт понимал: Фуше наделен способностями, которых он сам лишен. Офицер Наполеон в специфике полицейской работы абсолютно не разбирался. Поэтому Фуше и стал министром полиции. Или Талейран. Его Наполеон всегда считал редкой сволочью. Каковой тот и являлся. Но Талейран был умнейшим дипломатом. Поэтому и стал министром иностранных дел.
