* * *
Чтобы закончить тему, можно вспомнить о посмертной славе поэта. Сегодня принято считать, что при Сталине Есенин был запрещен. В сериале приводятся слова, что кто-то пел в коммунальной квартире Есенина, и его за это расстреляли. Это полная чушь. Мой отец, к примеру, познакомился с творчеством Есенина в конце тридцатых, будучи школьником. Книга поэта ходила по классу – и никого не посадили. Замалчивали поэта – было дело. Но тут вина не власти, а строчкогонов из Союза писателей – на фоне Есенина они смотрелись, прямо скажем, кисло. Маяковского, кстати, тоже усиленно пытались забыть. И забыли бы, если б не Сталин.
Вот на этом я перехожу к другой самой заметной и трагической фигуре двадцатых годов...
Владимир Маяковский. Бумажный солдат
Наука ненависти
Иногда кажется, что Маяковский сегодня прочно забыт. Им так перекормили в годы застоя, что больше не тянет. Да и его творчество как-то не очень соответствует сегодняшним настроениям.
А между тем цитаты из его стихов прочно вошли в русский язык. Настолько, что мы часто их и не замечаем. К тому же поэты такого уровня имеют обыкновение возвращаться в самый неожиданный момент. Никто не знает, какие завтра будут настроения в обществе. Но главное даже не это – биография Владимира Маяковского в какой-то мере является символом русского авангарда. Не зря говорили, что выстрел поэта означал конец целой эпохи. Так оно и было.
* * *
Начало творческой карьеры Владимира Маяковского очень своеобразно. В 1912 году он вошел в футуристическую группу Давида Бурлюка «Гилея», первые стихи его вышли в «Пощечине общественному вкусу». Необычность же поэтического старта в том, что к моменту начала активного продвижения в литературу у Маяковского практически не было стихов! Подобное с литераторами вообще случается редко, а с поэтами – и подавно. Обычно к тому времени, когда дело доходит до первой публикации, у них уже накапливается пропасть материала. А у него – нет. Точнее, что-то Маяковский ранее писал, но сам поэт предпочел считать, что этих стихов не было. Значит, и не было. Тем более их никто не видел.
К концу 1912 года, когда футуристы пошли на тщательно спланированный штурм Парнаса, Маяковский являлся обладателем творческого багажа, состоящего из трех (!) стихотворений. С этим он и претендовал на звание «Колумба современности». То есть в поэты Владимир Владимирович лез, что называется, на голой наглости. Сам поэт позже объяснял, что его на это подвиг Давид Бурлюк, прослушав какую-то вещь и объявив Маяковского гением. Может, так оно и было. Но соратники Маяковского по «Гилее» уже имели изрядное количество печатных – и напечатанных – строчек. У Владимира Владимировича же с самого начала все складывалось не так, как происходит обычно у творческих людей, которые сначала пишут, а потом пытаются свои творения пристроить в печать. Тут получалось наоборот: печатать уже было где. Вопрос состоял в том – что. Поэтому в утверждениях, что Бурлюк сделал Маяковского, есть доля истины. Он поэта вырастил, как в наше время продюсер растит молодую звезду. Я не зря об этом упоминаю – потому что до самой смерти Маяковский свои стихи будет именно делать. Конструировать. Положив тем самым основу новой школы.
* * *
В моей юности раннего Маяковского в шутку называли первым русским панком. Впоследствии эту мысль озвучил в печати Эдуард Лимонов. И здесь есть доля истины. В чем-то похоже даже поведение поэта. Желтая кофта – это еще что! К примеру, один преуспевающий питерский адвокат, интересовавшийся авангардным искусством, выгнал Маяковского из своей квартиры, когда тот, явившись в гости, при всем честном народе встал на четвереньки и стал лаять по-собачьи. В абсолютно трезвом виде, заметьте. То есть человек всячески привлекал к себе внимание скандальным поведением.
Но все-таки интереснее не бытовые приколы молодого Маяковского, а его творчество. Так вот, мотивы его ранних стихов очень даже «панковские». Глубокая и искренняя ненависть ко всему окружающему миру. За что этот мир так ненавидеть? А не нравится! Не такой он, как хотелось бы. Слишком самодовольный. Спокойный. «Общество потребления», короче говоря. Дело в общем-то обычное. Такая позиция, как правило, внутренне обусловлена тем, что человеку кажется, мир его оценивает ниже, чем он того стоит. А раз так – гори этот мир огнем!
Нигилизм и апокалипсические картины всеобщего разрушения смаковали тогда многие. Но у Маяковского это получалось лучше всех. Видимо, потому, что он был наиболее искренен. Ненависть симулировать куда труднее, нежели любовь.
Вообще-то в своем раннем творчестве Маяковский использовал вполне традиционные представления, разработанные еще романтиками. Такие, к примеру, как «поэт и толпа», богоборчество, романтизацию зла и разрушения. Все это было еще у Лермонтова. Другое дело – Маяковский довел все это до крайности, до логического конца. Все мне не отвязаться от аналогий с рок-музыкой. Ну люблю я ее. Так вот, афроамериканская лирическая песня, блюз, в своей экстремальной форме превратилась в мрачный истошный хеви-метал. То же самое мы видим и у Маяковского. И в этом он был очень созвучен надвигающимся революционным событиям. Потому что марксизм-ленинизм, да и нацизм – это всего лишь доведенные до логического конца идеи, вызревавшие в Европе в течение двух предшествующих столетий.
При всем при этом Маяковский как человек был просто ходячим противоречием. Парень двухметрового роста с квадратным подбородком, угрюмым взглядом уличного хулигана и зычным баритоном, он, мягко говоря, отнюдь не являлся образцом мужественности. Маяковский обладал невероятным набором комплексов и фобий. Так, к примеру, он всю жизнь страдал болезненной чистоплотностью, происходившей из боязни инфекции. Поздоровавшись за руку с человеком, он долго потом протирал руки одеколоном. Воспевая тотальное разрушение, создавая исключительно кровожадные стихи и поэмы («Понедельники и вторники окрасим кровью в праздники!»), Маяковский в реальной жизни патологически боялся боли, а особенно – крови. Своей и чужой. Выступления футуристов часто кончались мордобоем. Самым драчливым в их компании был хлипкий, но злой, как хорек, Алексей Крученых. А вот случаев участия в потасовках амбала Маяковского не отмечено ни одного. Впрочем, может, это и к лучшему. Если бы Маяковский двинул кому-нибудь по башке графином, то поехал бы на каторгу за убийство. Силушкой-то его Бог не обидел.
Да и вообще, за всю его жизнь не замечено случаев, чтобы он применял кулаки. Для литературных нравов того времени (как, впрочем, и любого другого) – случай редчайший. В этой среде драки – ничуть не менее распространенное явление, чем среди гопников. Бывали, знаем. Но дело даже не в кулаках. Маяковский, что называется, плохо держал удар. Когда такая особенность характера у поэта – говорят «тонкая ранимая душа». Когда у солдата или бизнесмена – говорят «слабак». Впрочем, каждому свое. Солдату – солдатское, поэту – поэтово. Возможно, это качество являлось причиной, что Маяковский всегда стремился быть в команде. Качество вообще-то талантливым людям несвойственное.
Но это так, к слову. Все это не имеет такого уж большого значения. Маяковский был великолепным артистом. А актеру, играющему героя, не обязательно самому быть героем. Главное – чтобы в его игру верили зрители. А они верили
[22]
. Во всяком случае, стихи и поэмы Маяковского имели успех. Правда, успех этот был в значительной степени скандальным. Поэтическое мастерство оценили лишь немногие эстеты – вроде критика Корнея Чуковского или художника Ильи Репина. Но все-таки успех есть успех. В поэтической тусовке предреволюционного периода Маяковский прочно занял место эдакого «хулигана Вовочки». К примеру, в Питере он регулярно появлялся в знаменитой «Бродячей собаке», где слонялся мрачной тенью и портил всем настроение. 11 февраля 1915 года Маяковский прочел в «Бродячей собаке» стихотворение «Вам!», где помимо традиционного хамства имелось и немного матерщины.
