Все было просто и понятно. Но Спиридович, по причине молодого энтузиазма, решил раскопать дело до конца. И всплыл очень интересный факт: «самиздатчики» ездили в Ясную Поляну к его сиятельству графу и именно от него получали рукописи. Лев Толстой прекрасно знал, что передает свои произведения для нелегального издания. То есть, по логике, следовало привлекать к ответственности и его. Но! Существовало негласное распоряжение — Толстого не трогать!
Чтобы понять ситуацию, давайте переведем ее «на советские деньги». Представим — семидесятые годы XX века. Александр Солженицын сидит не в Вермонте, а в Переделкино. Там он пишет «Архипелаг ГУЛАГ» и передает главы диссидентам для опубликования. Те печатают, КГБ их сажает по 70–й
[22]
статье — а Солженицын продолжает писать дальше.
Диковатая ситуация, правильно? Вот и в случае с Толстым Спиридович решил: надо или сажать всех, или не сажать никого. Как говорится: или туда или сюда. Но дотянуться до Толстого у него руки были коротки. Так что он спустил дело на тормозах, и «самиздатчиков» отпустили с Богом.
Но вернемся к Победоносцеву. Читая его статьи (а он был очень неплохим публицистом), обнаруживаешь поразительное сходство Константина Петровича с его полными антиподами — анархистами. И ведь что интересно — порой они критиковали одни и те же явления.
К примеру, западную демократию.
«В день окончательного выбора лишь немногие подают голоса свои сознательно: это отдельные влиятельные избиратели, коих стоило уговаривать поодиночке. Большинство, т. е. масса избирателей дает свой голос стадным обычаем, за одного из кандидатов, выставленных комитетом. На билетах пишется то имя, которое всего громче натвержено и звенело в ущах у всех в последнее время. Никто почти не знает человека, не дает себе отчета ни о характере его, ни о способностях, ни о направлении: выбирают потому, что много наслышаны об его имени.
Энтузиасты демократии уверяют себя, что народ может проявлять свою волю в делах государственных: это пустая теория, — на деле же мы видим, что народное собрание способно только принимать — по увлечению — мнение, выраженное одним человеком или некоторым числом людей; например, мнение известного предводителя партии, известного местного деятеля, или организованной ассоциации, или, наконец, — безразличное мнение того или другого влиятельного органа печати. Таким образом, процедура решения превращается в игру, совершающуюся на громадной арене множества голов и голосов; чем их более принимается в счет, тем более эта игра запутывается, тем более зависит от случайных и беспорядочных побуждений.
В экономической сфере преобладает система кредита. Кредит в наше время стал могущественным орудием для создания новых ценностей; но это средство сделалось доступно каждому, и при относительной легкости его употребления далеко не все создаваемые ценности получают действительное значение и служат для производительных целей: большею частью создаются ценности мнимые, дутые, для удовлетворения случайных и временных интересов, с расчетом на внезапное обогащение. Вследствие того успех каждого предприятия не в той мере, как бывало прежде, зависит от личной деятельности, от способности, энергии и знания предпринимателя: в общественной и экономической среде около дела образовалось великое множество невидимых течений, неуловимых случайностей, которых нельзя предвидеть и обойти».
Любой анархист подпишется под этими словами. Я проверял. Заслал данную цитату на анархистские форумы и предложил угадать автора. Мне перечислили и Александра Бакунина, и Петра Кропоткина, и Бенджамина Таккера, и всех иных анархистских мыслителей.
Но главное даже не это. Как Победоносцева, так и Бакунина очень интересно читать там, где они обличают пороки существующей системы. Верно ведь излагают. Но возникает вопрос: а что вы предлагаете взамен? И вот тут Победоносцев (как и анархисты) мало что может сказать. В общем‑то, Константин Петрович очень близок к Достоевскому, тем более, они являлись друзьями. Выход из тупика он видит в религии, точнее — в религиозно — нравственном воспитании народа. Может, это и правильно, но на практике реализация данной идеи оказалась безнадежным делом. Главной надеждой Победоносцева являлись церковно — приходские школы, и в этом он достиг больших успехов. К концу царствования Александра II в России числилось 273 церковно — приходских школы с 13 035 учащимися, в 1902 году имелось 43 696 таких школ с 1 782 883 учащимися. Прекрасно, но… Люди, учившиеся в этих школах, почему‑то не прониклись ни любовью к монархии, ни моралью и нравственностью. В 1905–1907 годах они с увлечением жгли поместья, продолжили это занятие в 1917 году, потом взяли винтовки и шашки, сели на коней — и мало никому не показалось. Так что деятельность Победоносцева закончилась полным провалом. Хотя он вызывает уважение: Константин Петрович сделал, что мог. Не удалось? Да наверное, никому бы не удалось.
Ставка на паразитов.
Итак, Александр III всеми силами пытался остановить накатывающийся революционный хаос. Но для этого необходима опора в обществе. После выстрелов Веры Засулич выяснилось, что на «прогрессивную общественность» рассчитывать бесполезно. Эти господа и товарищи сочувствовали революционерам. И тут вспомнили про дворян.
«Высочайший манифест 1881 года.
Объявляем всем верным Нашим подданным: Богу, в неисповедимых судьбах Его, благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленного Родителя Нашего мученическою кончиной, а на Нас возложить Священный долг Самодержавного Правления.
Повинуясь воле Провидения и Закону наследия Государственного, Мы приняли бремя сие в страшный час всенародной скорби и ужаса, пред Лицем Всевышнего Бога, веруя, что предопределив Нам дело Власти в столь тяжкое и многотрудное время, Он не оставит нас Своею Всесильною помощью. Веруем также, что горячие молитвы благочестивого народа, во всем свете известного любовию и преданностью своим Государям, привлекут благословение Божие на Нас и на предлежащий Нам труд Правления.
В Бозе почивший Родитель Наш, прияв от Бога Самодержавную власть на благо вверенного Ему народа, пребыл верен до смерти принятому Им обету и кровию запечатлел великое Свое служение. Не столько строгими велениями власти, сколько благостью ее и кротостью совершил Он величайшее дело Своего Царствования — освобождение крепостных крестьян, успев привлечь к содействию в том и дворян — владельцев, всегда послушных гласу добра и чести; утвердил в Царстве Суд, и подданных Своих, коих всех без различия соделал он навсегда свободными, призвал к распоряжению делами местного управления и общественного хозяйства. Да будет память Его благословенна вовеки!
Низкое и злодейское убийство Русского Государя, посреди верного народа, готового положить за Него жизнь свою, недостойными извергами из народа, — есть дело страшное, позорное, неслыханное в России, и омрачило всю землю нашу скорбию и ужасом.
Но посреди великой Нашей скорби Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысл, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений.
