— И всё же почему нет погони? — недоумевал я. Это обстоятельство серьёзно озадачило меня.
— Не переживай, Джон! С утра всё будет, подадут на тарелке! — пошутил Том.
— Вот спасибо, утешил! — поблагодарил я его.
Я иронизировал, но на самом деле мне было весьма не по себе. У меня на душе, можно сказать, скреблись кошки с острыми когтями.
— На самом деле больше озадачивает факт, с чего это вдруг пират, несомненно, бывалый, о чём говорит мой опыт знакомства с этим испанцем, сел на мель вблизи берега. Или он не знал эти воды? Тогда отчего сунулся сюда?
— Но почему ты решил, что капитан испанец? — спросил меня Хэнсон. — Я слышал, на палубе ругались по-французски.
— Бр-р-р, ненавижу испанцев! Кровожадные ублюдки! — брезгливо передёрнулся здоровяк Килинг. — Сто чертей им в глотку!
— Тише вы! Спать не даёте! — пробурчал кто-то рядом.
— Всё-всё, больше не будем, — миролюбиво произнёс Том, и минуту спустя над лунной поляной разнёсся его заливистый храп.
ВЫБОР КУРСА
Солнце лёгкими бликами золотило верхушки деревьев. Я потянулся, зевнул и расправил онемевшие конечности, прогоняя остатки сна.
Предстоял непростой день. Нужно было не только выйти на противоположное побережье, но и найти способ убраться подальше с этого острова.
Большинство моих спутников были простыми матросами, готовыми следовать за предводителем, невежественные, малограмотные и не пригодные для лидерства. Крепкие, бывалые и стойкие мужчины, но привыкшие к тому, что курс прокладывают не они.
Таким образом, тяжесть принятия решений почти целиком ложилась на меня, помощника капитана, как на самого старшего и опытного. Частично разделить ответственность я мог разве что с Хэнсоном и Килингом — тот когда-то служил боцманом на военном флоте и не понаслышке имел представление о том, как командовать людьми. Совещательное мнение, конечно, оставалось за доктором Торнсби.
— Наконец-то он замолчал. Наш весёлый сэр Томас умудряется создавать шум, даже когда спит, — проворчал Килинг, выбираясь из кучи пальмовых листьев. — Эй, сэр Том! Вы где? Теперь уж я не позволю вам спать!
Ответа не последовало. Все растерянно переглянулись. Позвали ещё раз. Перетряхнули кучу листьев, в которой спал Том, обшарили окрестности.
Никого.
Стало ясно, что говорливый, неунывающий Томас Гарольд Хэнсон исчез бесследно. Словно и не бывало его никогда.
— Может, отошёл по нужде? — с надеждой вопросил Мэтью Ларсон.
— Да он просто бросил нас и сбежал, — мрачно высказался Бен. — Шкуру спасает.
— Не мог он запросто нас бросить. Какой в этом смысл? Куда денешься с острова? — возразил я. Уж кому-кому, а мне нельзя было показывать и намёка на растерянность.
— Не сквозь землю же он провалился, — недоумевал доктор Торнсби, — подождём ещё, наш добрый Томас вернётся.
— Долго ждать нам не с руки… Предстоит ещё один переход… Быстрее к берегу моря… Нет, подождём… Нужно поскорей убираться отсюда… Вдруг Томас вернётся… Мы даже не знаем, где находимся…
Остальные моряки заговорили, казалось, все разом. Галдёж пришлось прекращать мне, и я сделал ото, выразив мысль, которая всех примирила.
Я сказал, что, прежде чем отправляться в дорогу, необходимо подкрепиться и обеспечить себя запасом провианта. За это время, глядишь, и Томас появится.
Позавтракали фруктами в полном молчании. Чья-то попытка вспомнить жареный бекон с яичницей была пресечена свирепыми взглядами. Затем команда занялась собирательством, и примерно час спустя мы наконец-то продолжили путь, так и не дождавшись появления Хэнсона.
Я возглавил движение, поручив Ларсону потихоньку приглядывать за доктором Торнсби. Увлечённый джентльмен, верный себе, то и дело сворачивал куда-нибудь вбок, желая полюбоваться каким-нибудь деревом, цветком или бабочкой. Стремясь не упускать его из виду, находчивый Мэтью решил заговаривать доктору зубы, отвлекая расспросами о разнообразных деревьях, которые, по чести сказать, совершенно матроса не интересовали.
— Это дерево пальмисте, его называют также шляпной пальмой. Из плодов изготовляются знаменитые испанские чётки, — вещал осчастливленный появлением слушателя натуралист Торнсби. — А вот эти деревья дают плоды размером с дыню, в самой серёдке у них косточка не больше куриного яйца, а мякоть и по цвету напоминает дыню. Сверху она почти серая и вкусом сходна с абрикосом. Плоды эти так и называются — французские абрикосы. Дикие свиньи едят их весьма охотно.
— Что-то я не видал здесь диких свиней, — проворчал Ген.
— Это они при виде тебя разбежались! — пошутил Ларсон, на которого, как и на Хэнсона, никто не думал обижаться.
— А вот, смотрите! — воскликнул Торнсби, нырнув в кусты. Мэтью немедля бросился за ним, мало ли какая нечисть могла водиться в зарослях! Но весь шум возник всего лишь из-за паутины, натянутой между ветвями кустарника. В центре плетения восседал лохматый красавец овальной формы с белыми, жёлтыми и чёрными полосами вдоль брюшка, с длиннющими передними лапками, и деловито опутывал клейкими нитями попавшуюся в сеть добычу.
— Пфу-у, какая гадость! — Ларсон плюнул в сторону паука и вернул доктора на тропу.
— Разве? По-моему, очень симпатичный, а вот существуют пауки, действительно до невозможности отвратительные на вид. У них тело размером с яйцо, ноги размерами не меньше, чем у небольших крабов, и волосатые, вдобавок множество зубов чёрного цвета, количеством не меньше, чем у крокодила. Кусаются они чрезвычайно больно, хотя не ядовиты. Эти пауки обычно селятся на крышах домов… Надо отметить, на этом острове я пока не видел тварей, которые были бы вредны для человека.
Преодолев ещё две горушки поменьше, наш отряд бывших пленников выбрался на противоположный берег острова. Точнее, на склон, обращённый к воде.
— Какая красота-а! — восхищённо выдохнул Торнсби, любуясь открывшейся перспективой. Вдали над поверхностью океана медленно бродили хлопья тумана, оставшегося ещё после ночи. Они то расплывались, то сливались вместе, затягивая горизонт плотной мутно-белёсой полосой.
Внизу просматривалось какое-то поселение.
Аккуратные домики прятались в тени тропических деревьев. Правее от гавани, где на якоре стояли две каравеллы, разместилась батарея форта. На мачтах кораблей развевались флаги Испании…
— Знаю я эту красоту, будь она неладна! — нахмурившись, со злостью в голосе произнёс Килинг. — В действительности мы не на островке, а на оконечности узкого полуострова. Он выступает из гораздо большего острова, что зовётся Эспаньолой.
[7]
Селение внизу — испанская колония, Сан-Хуан-чего-то-там-ещё, не помню. Надо ж было мне снова так влипнуть!
