Первый, кто рискнул это сделать, был голландский флейт «Адмирал Ван Гус».
Уже битый час он маячил прямо по курсу. «Вегейр» шёл следом, отделившись от двух других драккаров флотилии. Вдоль борта моего фрегата столпились корсары, размахивавшие абордажными крючьями и абордажными саблями. Пушечные порты были открыты и ощетинились стволами. Я продолжал отдавать команды. Огрубевшие руки вцепились в канаты и брасы, матросы повисли на них, упираясь ногами в палубу. С пронзительным скрипом провернулись вокруг мачт реи, повторив манёвр корабля, надеявшегося уйти от погони. «Вегейр» заложил галс на правый борт настолько круто, что нок марса-рея едва не коснулся воды, и устремился на восток.
Их судно и наш корабль — словно заяц, улепётывающий от волка. Я только этого и ждал. Зарываясь носом в пенную волну, накренившись на правый борт, фрегат проследовал северо-восточным курсом на расстоянии полёта пушечного ядра от флейта, с палубы которого доносились пронзительные вопли голландских матросов. Ещё несколько раз пришлось мне проделать такой маневр, при этом голландцы осыпали мой корабль градом картечи и мушкетных пуль. Они не нанесли большого урона, лишь продырявив в некоторых местах паруса и отколов несколько щепок от фальшборта. До ближайшей гавани оставалось ещё не менее часа хода, и никто не мог бы поручиться, что торговцу удастся добраться до неё целым и невредимым. Матросы делали всё возможное, чтобы ускорить бег «Вегейра» по волнам, я вновь отправил грот-марсовых к нокам
[18]
марса-рея
[19]
поднимать лисели,
[20]
в надежде выиграть хотя бы несколько десятков саженей в состязании с прытким торговцем.
Миновало немногим более получаса, и волк настиг зайца.
Багровый диск солнца уже коснулся нижним краем лазурной поверхности моря, когда «Вегейр» и флейт «Ван Гус» были надёжно сцеплены, пришвартованы друг к другу.
Мы захватили груз, экипажу позволили погрузиться в шлюпки и отчалить. Основательно повреждённое при абордаже голландское судно затопили.
После чего охотящийся драккар вновь вернулся к Антигуа…
Едва лишь на востоке между склонами гор и белой полосой прибоя заалели первые лучи восходящего солнца, я вышел на палубу. Внешний рейд гавани был пуст, суда стояли на якорях на внутреннем рейде, и только одно из них готовилось выйти в море.
За этим судном последовало другое, спустя сутки — третье. И действительно, всего за несколько дней без каких-либо серьёзных затруднений нам удалось захватить пять судов с грузами для плантаций, направлявшихся на Барбадос. К этому времени подоспела и флотилия под командованием Бутена.
Трофейные торговые суда были проданы на верфи Мартиники, а вместо них куплены новые, только что сошедшие со стапелей два фрегата. В состав нашего флота мы решили вводить только быстроходные, мощные корабли, и фрегаты лучше всего годились для наших целей. После этого пополнения под флагом Чёрного Сокола уже насчитывалась полная дюжина кораблей.
Сговориться с хозяином верфи не составило особого труда. Этот человек был по крови турок. Невесть как угодил этот усач в Новый Свет. Больше, чем свои корабли, он любил торговаться, расхваливать свой товар и похваляться. Но среди наших людей тоже нашёлся такой человек, не меньше, чем море, он обожал торговаться и хвастаться, без этого сделка не в радость и навар не в удовольствие. Это, конечно же, Эрик Доуссон, мой новый первый помощник, сменивший Томаса, избранного капитаном. Через какие-нибудь два часа споров, криков и хвастовства новые корабли перешли в собственность карибских викингов, а захваченные торговые суда — турку.
Теперь уже восемь кораблей единой эскадрой готовы были вместе отправиться дальше. Когда к нам присоединятся остальные четыре боевых корабля Чёрного Сокола, нам по силам будет выступить против любого флота в этом море.
До этого ещё ни одно содружество пиратских кораблей в Карибских колониях не достигало такой впечатляющей численности и мощи.
Скрываться, действуя исподтишка, нам было уже незачем. Мало кто в Карибах отважился бы оспорить нашу грозную славу. Другого выхода у нас больше не оставалось. Опасаются только сильных, а свою силу необходимо подтверждать неустанно.
К тому же в любом порту, куда бы мы ни вошли, почти на любом судне, которое мы захватим, обязательно найдутся моряки, в жилах которых течёт кровь потомков норманнов…
А святое копьё оберегает нас. Одна лишь мысль, что в нашем распоряжении находится легендарная реликвия, придавала мужества, удваивала, утраивала силы, поднимала боевой дух экипажей. Но, конечно же, нашу главную тайну необходимо было тщательно охранять от злого умысла врагов.
На каком именно корабле хранилось Оружие Одина, знали всего лишь несколько человек, и время от времени мы, посвящённые, передавали Гунгнир с борта на борт.
Любой из драккаров мог нести в своих недрах знак небесного покровительства. И флагман «Вегейр», и «Раварта» Хэнсона, и «Стейнмод» Свенсона, и «Торфинн» Торольфа, и «Греттир» Бутена, и «Новый Сольвейг» Харриса, и «Лодин» с «Гринальвом» — новые, полностью оснащённые, только что сошедшие с верфи и купленные нами. А также «Эгиль», «Модиг Кригер», «Сигурд» и «Ранглейв». Хотя в меньшей степени, обычно мы предпочитали не прятать копьё на кораблях, по разным причинам остававшихся в бухте острова Дракона, когда большая часть флота уходила в море.
На каждом из драккаров имелся особый тайный хранитель, отобранный нами воин.
В узкий круг хранителей входили даже не все капитаны. И далеко не все из посвящённых были капитанами. Кому быть, а кому не быть сопричастным к охране Гунгнира — решали четверо.
Верховный жрец Тэйкеху, скальд Томас Хэнсон, главный хранитель Тарна и Джон Ульвссон. Они трое, как прямые потомки конунга, основавшего племя. И я, по праву признанного вождя флота.
Неудивительно, что кто-то счёл себя обойдённым В том или ином смысле. Уж такие существа люди, даже в самом благополучном сообществе почти непременно заводится паршивая овца. Что уж говорить о корсарских экипажах, в которые набраны битые жизнью, прожжённые мужчины, к добродетельной жизни ранее не особенно-то и стремившиеся.
Но в дружину всех сплотила идея, которая была каждым из них добровольно признана достойной осуществления. Никого насильно не вербовали.
А стержнем, на котором держалась убеждённость в правоте нашего общего дела, было, естественно, святое копьё.
Пока люди верят, что с нами благосклонность небесных покровителей, обитателей легендарного Асгарда, они будут искренне ощущать себя наследниками викингов, а не самозванцами, навесившими на форштевни кораблей драконьи головы и завладевшими мечами, топорами, щитами и копьями. Подлинным оружием предков, чудом уцелевшим, не сгинувшим во тьме веков, миновавших с той поры, когда не было на свете лучших корсаров, нежели наши предки, норманны.
