— Как? А где же они?
— Их высадили на одном из необитаемых островов.
— Да. — Адмирал кивнул, с усилием сохраняя видимость спокойствия. — Я слышал о такой пиратской практике. Надеюсь, им оставили оружие и запас продуктов?
— Нет, продуктов они почти не получили, всего лишь мешок сухарей, — покачал головой Рене. Еды пиратам самим не хватало. На испанском судне запас был совсем не так велик, как они ожидали. Наверное, Аламеда планировал закупить продукты позднее, зайдя на какой-нибудь испанский остров. — А оружие им дали и еще кое-чего по мелочи. Даст бог, продержатся до тех пор, когда мимо пройдет корабль.
— Даст бог, — снова перекрестившись, повторил испанец, — я буду молиться за них.
На самом деле оба знали, что молитвы не помогут. Рене слышал, как пираты говорили, что корабли в эти воды заходили редко, и если не знать, где искать, то можно пройти в двух милях от острова и не заметить, что на нем кто-то есть. Адмирал тоже уже наверняка прикинул курс, расстояние и наличие торговых путей.
А то, что испанец все время крестился, неожиданно раздражило Рене до крайности.
— Вы, господин адмирал, вместо того чтобы молиться, лучше бы выкупили у Каракатицы координаты этого острова, когда он будет вас освобождать. Мне кажется, это было бы намного полезнее, — немного резко посоветовал он.
— Вы не верите в силу молитвы, молодой человек? — удивленно поднял брови адмирал.
— Отчего же, верю, — не стал отпираться Рене. Он и сам иногда молился, когда сильно прижимало. — Только, по моему скромному разумению, к молитве лучше все же прилагать реальные дела, а не только поклоны и перебирание четок.
— Весьма здравое суждение, — медленно наклонил голову адмирал. — Разумеется, я выкуплю у вашего капитана сведения об острове, где находятся мои люди. Я сделал бы это и без вашей подсказки. Однако…
— Что?
— Юноша, вы кажетесь мне неглупым и порядочным человеком, и поэтому я позволю себе говорить откровенно. Вы действительно верите, что ваш капитан, сорвав такой куш, оставит меня в живых? Не проще ли убрать свидетеля?
Теперь настала очередь Рене удивляться.
— А почему бы Каракатице и не оставить вас в живых? Вас ведь держат здесь ради выкупа, разве не так? Мы все равно ведем ваш корабль на продажу, какой смысл теперь убирать свидетелей? И так все всё узнают. А убивать вас просто так… Неужели вы думаете, что ваш корабль так дорого стоит, что мы можем смело отказываться от пятнадцати тысяч выкупа за вашу голову? Ведь, кажется, столько стоят нынче испанские адмиралы? — Рене дерзил, и дерзил вполне сознательно. Адмирал, сам того не зная, задел его за живое. Молодой барон не понимал, за какого черта лысого отдал жизнь Сиплый и остальные погибшие пираты, если обещанного золота на «Инфанте» не было и в помине. — А ваш корабль на Скалшорзе можно будет сбыть всего тысяч за тридцать — тридцать пять, да и то если повезет. Слишком приметный, как мне объяснили. Кому из пиратов охота связываться с вами и вашей местью… Так что моя доля составит всего-то монет четыреста, не больше.
Однако испанец казался удивленным не меньше Рене.
— Какие четыреста монет? — резко спросил он. — Вы в своем уме? Позвольте уточнить, вас ведь около двух сотен на корабле? Так вот, я не знаю, как вы там делите добычу, но даже по самым скромным подсчетам на долю каждого из вас должно приходиться по несколько тысяч золотых пиастров. После реализации товара, разумеется!
— Мы делим добычу по-честному! — огрызнулся Рене. — Интересно, после реализации какого товара я должен получить столь заоблачную сумму? После продажи корабельных крыс?
— Вы издеваетесь? — Адмирал выглядел искренне потрясенным. — Если вам угодно именовать изумруды и бриллианты корабельными крысами, то воля ваша, разумеется, но мне позвольте называть их так, как я привык. Молодой человек, ведь вы же явно хорошего рода, не то что это отребье, — он презрительно кивнул головой в сторону палубы, — и я ни за что не поверю, что вы не знаете настоящей ценности этих камней!
Разумеется, Рене знал, сколько могут стоить бриллианты и изумруды, и до него постепенно начало доходить.
— Камни крупные? — спросил он.
— Самый мелкий изумруд весит двадцать пять карат, — ответил адмирал. — Бриллианты примерно по десять. Самый крупный изумруд — величиной с голубиное яйцо.
Рене стало нехорошо.
— Камни ограненные?
— Да. Это ежегодный дар от всех испанских колоний ее католическому величеству. Ювелиры были специально заранее доставлены в Новый Свет.
— Сколько их всего?
— Одиннадцать изумрудов и пять бриллиантов.
— Как они были запакованы?
— Небольшая резная шкатулка черного дерева с позолотой, в ней черный бархатный мешочек вот такой величины. — Адмирал изобразил руками величину ладони.
Рене задумчиво посмотрел в небольшое окошко, открытое по случаю хорошей погоды. В него был виден кусочек ярко-голубого неба. Испанец молча наблюдал за его раздумьями, не пытаясь их прервать.
— Послушайте, господин адмирал, — заговорил Рене некоторое время спустя. — Я понимаю, вы в отчаянном положении. Плен, который неизвестно чем закончится, потеря корабля и экипажа. Короче, полное фиаско. Наверное, в таком положении все средства хороши. Например, обмануть молодого помощника врача, убедив его, что от него утаили большую часть добычи, и посеять раздор между пиратами. Пусть поубивают друг друга, а пленный под шумок может и сбежать, а то и вовсе завладеть кораблем. Как вам такой способ решения проблем, а?
— Послушайте, молодой человек. — Адмирал встал, поморщившись от боли в раненой ноге, и гордо выпрямился. — Я — испанский дворянин. Честь не позволяет мне лгать даже врагу и даже ради спасения собственной жизни. Вы мне не ровня, и только поэтому я вас не убью и даже приму извинения, если вы пожелаете их принести. В противном случае вы можете больше не трудиться приходить в мою каюту. Ваши услуги мне более не понадобятся.
Как Рене ни был юн и неопытен, он видел, что адмирал говорит искренне, и то, что он говорит, для него настолько важно, насколько вообще что-то может быть важно для этого человека. Не удержавшись, Рене попенял господу на его честность. По нему, было бы лучше, если бы этот гордый испанец соврал.
— Хорошо, — вздохнул он, вставая. — Я верю вам, господин адмирал. Примите мои извинения за то, что я подумал, будто вы способны на низость. Я был не прав, это большая оплошность с моей стороны.
Рене коротко поклонился и выпрямился, ожидая ответа адмирала. Испанец несколько секунд пристально смотрел на него, потом резко бросил:
— Ваши извинения приняты. — И опустился на табуретку с таким величием, словно непритязательная мебель под его седалищем была по меньшей мере королевским троном.
Рене поклонился еще раз и хотел уйти, чтобы хорошенько обдумать то, что он только что узнал, но адмирал опять остановил его.
