Но чуть дальше… Господи Боже!
– Ты куда, Лис? – прошипел Шустрик, поймав капитана за рукав.
– Да к дьяволу эту каракатицу… – медленно, точно зачарованно произнес Лис. – Ты смотри, какой красавец!
Поодаль в темноте смутно виднелся мощный корпус фрегата.
– Ты рехнулся? – Шустрик в панике теребил его за рукав. – Берем «Красотку» и сваливаем!
Но капитан уже уверенным широким шагом двинулся к фрегату. В темноте прозвучал его зычный голос:
– Эй, на «Мiséricorde»!
Видно было, как с кормы на нос, покачиваясь, двинулся фонарь.
– Чего орешь? – недовольно спросили сверху.
– Офицеры на палубе есть?
– Нет, я один. Чего они тебе понадобились среди ночи?
Лис подбавил в голос нетрезвых нот:
– Да не нужны мне никакие офицеры, приятель! Выпить хочешь?
– Что?
– Мы тут по соседству дежурим – на пиратской черепахе. – Лис махнул рукой на шхуну.
– Не знал, что ее охраняют…
– Вот и мы не понимаем, кому эта развалина нужна! Тоска смертная, мы с Хосе друг другу до смерти надоели, даже бурдюк одолеть не можем.
Пауза.
– Поди бурда какая?
Лис вновь рассмеялся.
– Бурда, не бурда – какое уж у папаши Карлоса имеется… Хосе, сбегай-ка за вином!
Шустрик и в мыслях был шустрым – сразу поняв, он побежал в кусты за корзиной, которую прихватили с собой рачительные корсары. Бурдюк уже изрядно похудел – команда тоже не теряла времени даром.
Когда Шустрик вернулся, прижимая к себе вино, вполне можно было по темноте представить, что он прибежал с «Красотки». Испанцы – истинный и мнимый – меж тем вели дружелюбную беседу. Лис уже успел выяснить, что завтра «Мiséricorde» выходит в море: вода, еда и порох с ядрами уже на борту, осталось догрузить товары…
– Ну что? – Лис призывно потряс бурдюком. – Мы к тебе или ты к нам?
Вахтенный, как и бедняга Бруно, был солдатом честным, хотя тоже не мог противиться искушению. Сказал извинительно:
– Не положено, братцы, подниматься на борт посторонним.
– Никаких обид! Спускай сходни и иди к нам! Тут до утра всем хватит.
Фокс с показательным удобством уселся под бортом у корабля, сделал громкий глоток из бурдюка, правда, проливая больше, чем глотая. Вино точно бурда, но после полуголодной недели сразу дает в голову. Тишина… В ночном безмолвии громко заскрипели сдвигаемые сходни.
И Лис хлебнул еще раз – за свою удачу.
Нати подвело собственное беспокойство. Нет бы продолжать тревожно метаться и грызть пальцы от волнения – но дома! А она начала воображать, что Карла все-таки ее обманет, или что не обманет, но не сумеет задурить голову стражникам, или что поднимется шум, или что на «Красотке» сняли за день паруса…
Желание удостовериться в благополучном исходе становилось все невыносимее. Нати и сама до сих пор не замечала, насколько размеренное и спокойное существование ей так… осточертело!
Дело решило то, что она вспомнила про ацтекский божок Лиса. Надо успеть подкинуть его на шхуну!
Нати откинула крышку сундука, извлекла из-под кучи новой одежды (дай, Господи, здоровья ее щедрому кузену!) штаны, рубашку и куртку. Их она стянула в первый же день прямо с веревки, на которой они сушились после стирки. Не то, чтобы Нати сразу замышляла побег – да она и сейчас никуда не убегает! – просто ей было не по себе без мужской одежды.
Штанины и рукава надо будет подвернуть, да и башмаков-сапог у нее нет, придется идти прямо в сафьяновых туфельках…
Если вообще удастся выбраться.
Удалось. Наверное, потому что с самого первого дня Нати изучила досконально весь дом и весь сад – даже свечи не понадобилось, хотя ночь была темной, безлунной. Самая удачная ночь для осуществления воровских замыслов. Ну что ж, она только до порта и обратно, и рассветать еще не начнет…
Передвигаться в темноте оказалось трудновато. Пару раз она свернула не туда, потом разбила коленку – дерево у дороги подставило ей подножку-корень. А когда пошли широкие улицы, приходилось жаться к домам и оградам, чтобы не попасться на глаза патрулю. Счастье, что их было мало – какой же все-таки испанцы беззаботный народ, хотя во врагах у них чуть ли не все Карибы!
Говорят, в далекой стране Италии все дороги ведут в Рим. В приморских же городах все дороги ведут к морю – можно и не выбирать, если не торопишься, конечно. Нати торопилась, но город еще знала плохо и потому опоздала к триумфальному побегу заключенных из тюрьмы.
Зато поспела к бескровному и бесшумному захвату фрегата.
Поначалу она чуть было не вскрикнула машинально: «Эй, вы куда?! Это же не то судно!» И выдохнула из легких весь набранный воздух: Лис поступил умно, куда умнее ее! Впрочем, как всегда. На фрегате больше шансов уйти от погони: больше парусность, скорость, да и пушек тоже.
– Ты чего здесь высматриваешь, а?
Подпрыгнув от голоса, раздавшегося за спиной, Нати, не оборачиваясь, саданула локтем по ребрам неслышно подкравшегося человека и бросилась прочь. Не тут-то было! Ее ухватили за шиворот, развернули (напавший ухнул от пинка в живот) и – оглушили прямым ударом в подбородок.
– Ну ты что, с нами или нет? – окликнули примкнувшего к корсарам воришку.
– Да тут какой-то парень за вами подглядывал…
Шустрик, сбежавший со сходен, наклонился над потерявшим сознание парнем и неожиданно громко присвистнул. Его шепотом обругали с фрегата.
– Да это же наш Нэтти! – пораженно сказал моряк, подхватывая парня на руки. – Если ты его зашиб насмерть, Лис тебе голову оторвет! А мы – все остальное!
– Да кто ж знал! – оправдывался воришка, торопливо взбираясь следом на палубу. – Я думал – сейчас шум поднимет!
– Поднять парус на бушприте, – вполголоса приказал Лис. – Ветер хорош, выйдем на одном блинде.
– Отдать швартовы! – зашипел боцман страшно, как змея: эх, как ему не хватало его дудки! – По местам стоять!
Боцману даже и командовать не надо было – каждый моряк знал свое место. Из бухты вышли, как сказал Джонни, на цыпочках: никто из вахтенных на остальных кораблях, пришвартованных к пристани и стоявших на рейде, то ли не заметил, то ли не придал значения неспешно выходящему в море фрегату. Лишь когда поставленные паруса заполнились бризом, на суше поднялся шум, отдаленный расстоянием чуть ли не в пять кабельтовых. Корсары скалились и делали непристойные жесты огням, суматошно метавшимся на пристани. А еще грянули стройное «Виват» – себе, своему капитану и жизни, которая вновь, безбрежная, как море, открылась перед ними.
– Ух ты ж, какой корабль! – вопил боцман, норовя поймать и поцеловать край туго натянутого паруса. – Птица, чисто птица!
