Нати не послушалась.
И потому у нее появилась подруга. Тайная подруга, потому что осторожная Карла (не уверена была Нати, что это настоящее имя) запрещала приходить в таверну и даже здороваться с ней на улице: «Водишь дружбу с портовой шлюхой, что о тебе люди подумают!» Карла и сама немало веселилась над тем, как она бережет доброе имя «цыпленочка».
Когда в гавань не приходили корабли, у Карлы появлялось много времени, свободного от ее занятий. Позорных, как считали (или говорили) все почтенные люди вокруг. Но Карла такого могла порассказать об этих «почтенных»! Да и рассказывала, лишь иногда смягчая подробности и словечки, которые совсем уж не подходят девчоночьим ушам. Поначалу Нати ежилась и прятала красное лицо в колени. Потом пообвыклась, прислушалась и, глядя теперь на солидного коменданта, не могла иной раз удержаться от смеха, представляя, как, взвизгивая не то от боли, не то от удовольствия, он бегает по комнате, а Карла угощает его ударами плетки по голой жирной вздрагивающей заднице:
Они уходили из городка куда-нибудь повыше в горы, устраивались в тени деревьев и болтали обо всем, перекусывая принесенными с собой фруктами и едой.
Карла себя грешницей не считала. Даже гордилась, рассказывая о множестве мужчин, имен которых она не то чтобы не помнила, а даже и знать не знала.
– Мужчины так устроены, цыпленочек, что, пока они не всунут в тебя свою штуку, не успокоятся. У кого она действует еще, конечно! А дело умной женщины – дать им и взять с них за это вовремя и сполна. Хоть деньгами, хоть услугой, хоть женитьбой… Что ты там бормочешь? Ой, а для чего, ты думаешь, женится мужчина? Ради тарелки похлебки и кучи сопливых детишек? И ради этого, конечно, но больше из-за того самого, зачем они ко мне шастают! Ты не отворачивайся, не отворачивайся, слушай меня, цыпленок, и подороже продай свою девственность! Не отдавай ее задаром и кому попало – так говорит тебе тетушка Карла!
Эти разговоры и смущали, и волновали. Совсем уж невинной – в смысле ума, а не тела, – Нати не была и представляла, хотя б в общих чертах, что происходит в спальне между дедушкой и няней Дорой. А Карла то и дело пускалась в подробности, которые не то чтобы вызывали замешательство – пугали, а иногда были просто отвратительны.
Где только она не побывала: и на островах, принадлежащих Англии, и на французских, и даже на испанских – не только островах, но и на самом побережье.
– И как там? – с замиранием сердца спрашивала Нати.
Карла только поводила круглым плечом. Отвечала равнодушно:
– Мужчины везде одинаковы, цыпленочек. Кто-то щедрый, кто-то скупой, а кто-то и вовсе норовит взять тебя бесплатно. Лучше всего встречать моряков после удачного плаванья. А уж кто не скупится – так это пираты, каких бы они ни были мастей, народов и вероисповеданий! Как сойдут на берег, так не успокоятся, пока не потратят все на выпивку, роскошную одежду и женщин. Еще и приговаривают: неизвестно, как завтра повернется к нам фортуна – лицом или задом, может, нас вздернут на рее или пойдем мы в рундук Дэви Джонса рыб кормить. Так чего скупиться и откладывать деньги, живем и веселимся сегодня, да так, чтоб чертям в аду было жарко!
Офицеры тоже погулять любят, но среди них много кто думает заграбастать побольше, взять приз побогаче, да осесть где-нибудь на берегу – может, здесь, а может, в самой Европе! И знаешь что, цыпленочек?
Креолка, склонив голову, глядела на Нати горячими темными глазами.
– Я хочу того же. С матросней я завязала – денег с них особых не поимеешь. Офицеры платят больше, а потом еще и возвращаются и опять платят больше – потому что я лучшая. Кое-кто после рейда еще и драгоценности дарит, о, они у меня надежно запрятаны! Знаешь, цыпленочек, я как тот старый пират… не смейся!.. скоплю деньги, да и стану важной госпожой. Еще и замуж выйду удачно за какого-нибудь немолодого плантатора… а там, – Карла загадочно улыбнулась, – мало ли, что с ним может случиться… И буду я красивой молодой богатой хозяйкой – самой себе и своим деньгам. Все будут со мной считаться и меня бояться.
Нати помалкивала. Она иногда сама побаивалась своей старшей подруги – особенно когда та вела такие вот речи про внезапные смерти старых плантаторов. Уж не оттого ли Карла кочует по островам и имена меняет, что подобное уже случалось? А может, и драгоценности вовсе не подарены, а украдены?
Даже Дора однажды ее испугалась.
Жан Жак с большой неохотой, стонами и жалобами решился-таки ехать выручать своего компаньона: то ли за доставленный груз заплатили меньше, чем ожидалось, то ли вообще товар арестовали. Месье Мартель весь извелся и извел слуг и домашних нытьем и указаниями, которыми следует руководствоваться в его отсутствие. Еще и с палубы корабля пытался прокричать распоряжения, но Нати с нянькой даже вслушиваться не стали, только кивали понятливо и с облегчением махали руками на прощание.
Едва шхуна двинулась из бухты, они переглянулись и не смогли удержаться от радостных улыбок. Каждая предвкушала отдых в отсутствие Жан Жака. Нати не будет торчать в лавке целыми днями, даже во время сиесты, когда самый работящий стремится отдохнуть в тени. А Дора могла вести хозяйство, не суетясь день-деньской под бдительным и придирчивым взглядом Мартеля.
Негритянка подмигнула круглым веселым глазом:
– А пойдем-ка мимо таверны! Я знаю, Пьеру подвезли хорошее винцо, не то пойло, которым он потчует матросов. И устроим-ка мы вечерком праздник! Выпьем, чтобы море перед хозяином стелилось ровною дорогою, чтобы не сильно он маялся, бедняжечка, и каждый ветер был попутным. А ты подожди здесь, нечего тебе делать в кабаке среди пьяных мужиков!
Нати стояла поодаль, когда увидела, что к таверне своей танцующей походкой идет Карла. В дверях девушка столкнулась с Дорой. Видимо, сильно, потому что Карла зашипела и сказала что-то резкое на языке, которого Нати не знала. Негритянка шарахнулась, едва не уронив завернутую в передник бутылку. Заметив ее испуг, Карла насмешливо усмехнулась, добавила что-то да еще сделала рукой странный быстрый жест – словно нарисовала что-то в воздухе.
Едва девица вошла в таверну, Дора кинулась следом, несколько раз плюнула на порог, очертила босой ногой круг в пыли и бросилась к Нати.
– Идем отсюда скорее!
Ее темное лицо просто посерело от испуга. Дора подталкивала Нати, а сама то и дело оглядывалась, точно боялась, что вот-вот выскочит страшная Карла и бросится за ними в погоню. Нати лишь у самого дома сумела вырваться из ее железной хватки.
– Что случилось-то, Дора? Зачем мы так бежали?
Запыхавшаяся негритянка вытерла мокрое лицо.
– Не ходи ты больше той дорогой, деточка! Обходи таверну и эту… девку далеко стороною. А если она заговорит с тобой, не вздумай отвечать, даже не смотри на нее, уходи быстрее.
Нати едва не засмеялась. Знала бы нянька!
– Что, крепко она тебя обругала, Дора?
– Ох, да ведь она не только ругаться умеет. Она… – непонятное слово, произнесенное скороговоркой, точно Дора боялась, что их подслушают. – Она умеет такие вещи… темные вещи, деточка моя драгоценная, и твой белый бог не сумеет от них защитить. Захочет – проклянет, захочет – будешь слизывать пыль с ее ног, захочет – ты умрешь в муках, и никто никогда не узнает, от чего да почему… Заклинаю: избегай ее, коли тебе твоя жизнь дорога!
