В углу сидел музыкант. На его пузатом инструменте с маленькой декой и тонким грифом было всего две струны из воловьих жил. Он дергал их медленно и размеренно, выводя немудреную усыпляющую мелодию.
Афанасий усмехнулся про себя. До сего момента он думал, что «одна палка, два струна» — это шутка. Ан нет, на самом деле существует такой инструмент. А что, удобно — трень-брень, и все дела. Это тебе не гусли яровчатые,
[41]
десятиструнные.
Вслед за провожатым Афанасий прошел к крайнему столику и кряхтя опустился на подушки. Как-то по-другому эти персы устроены в нижней части, подумалось ему, раз могут так спокойно ноги под себя складывать и вообще почти лежа кушать.
Круглолицый, лоснящийся жирным загривком и пахнущий кухонным чадом чайханщик подошел к гостям. Оглядел драные, пыльные одежды посетителей, но ничего не сказал, даже бровью не повел. Замер на почтительном расстоянии, в почтительном же, но безучастном поклоне, готовый слушать. Это хорошо, отметил про себя Афанасий, значит, его спутник завсегдатай здешний.
Кстати, в еде спутник толк понимал. Он протараторил заказ так быстро, что купец не все и разобрал, и небрежным жестом отпустил хозяина исполнять. В его манере чувствовалась уверенность человека, привыкшего повелевать. У Афанасия мелькнула мысль, уж не принц ли это какой-нибудь или вельможа, скрывающийся от козней или мести за былые грехи? Впрочем, если это так и было, то казны он при себе не имел и явно намеревался пировать за счет Афанасия.
Незнакомец меж тем откинул с головы капюшон, обнажив длинные иссиня-черные волосы, забранные сзади в пучок. Огромный крючковатый нос, длинная шея с огромным кадыком и порывистые движения делали его похожим на стервятника. Поводив своим птичьим носом над блюдами, появившимися на столе как по мановению волшебной палочки, он оторвал себе изрядный кусок баранины. Влез руками в миску с какими-то мелко нарезанными овощами. Не обращая внимания на затекающий в рукава сок, стал засовывать пищу в рот, пятная белым многодневную щетину. Было видно, что он страшно голоден.
Афанасий деликатно отщипнул от барашка со стороны, противоположной той, которой касались грязные руки незнакомца. Нагреб в специальное блюдечко лапши и стал есть неторопливо. Он знал, что, если накидать в рот много и проглотить быстро, брюхо ответит веселым бульканьем и гулом, что нарушит чинное спокойствие чайханы. Хотя с таким сотрапезником стесняться уже нечего.
Наконец тот насытился, обтер жирные ладони о свое одеяние, повидавшее, похоже, и не такое, и откинулся на подушки. Блаженно рыгнул и, прикрыв глаза, стал потягивать из глиняной пиалы обжигающий зеленый чай.
Афанасий тоже отодвинулся от стола и пригубил отдающий шваброй напиток. Он бы с удовольствием испил меда хмельного, но местные верованья не позволяли, равно как и есть свинину.
Отпив несколько глотков, Афанасий оторвал спину от подушек и нагнулся ближе к собеседнику.
— Ну, добрый человек, рассказывай, какого роду-племени? Как тут очутился? С чем шел, куда, зачем? — спросил купец.
— Да ну, долгая история, — отмахнулся от него сотрапезник.
— А мы никуда не торопимся, — пробормотал Афанасий. В голосе его послышались нотки, жесткие, как засохший сыромятный ремень. — Да и расплачиваться с чайханщиком надо. Вместе будем или порознь? — На мадьярском языке это прозвучало несколько угрожающе.
Незнакомец смерил взглядом литые плечи сына кузнеца, растянул сухие тонкие губы в подобие улыбки и неопределенно кивнул. Запил чаем образовавшийся в горле ком и начал свой рассказ.
Оказалось, зовут незнакомца Мигель, родом он из славного горда Порту, что во владениях великого короля Афонсу V по прозвищу Африканец.
[42]
Как и многие в его стране, собирался в крестовый поход, к которому призвал папа римский Каликст III после падения Константинополя и осады турками Белграда. Мигель продал или заложил большую часть родовых земель, купил боевого коня, оружие и доспех, твердо вознамерившись вернуться на родину с несметными богатствами. Однако из-за смерти папы поход так и не состоялся. Собранное с большими финансовыми затратами войско Афонсу V отправил на юг, воевать с маврами.
Оружия португальские дворяне накупили много, причем половину в долг. После известия, что поход не состоится, оно сильно подешевело. Земли же пахотные взлетели в цене, и выкупить свое имущество не было никакой возможности. Мигелю ничего не оставалось, как отправиться со своим королем воевать мавров. Однако судьба приготовила ему страшный сюрприз. Команду корабля, на котором он плыл, охватила непонятная болезнь, занесенная не то крысами, не то рабами. Не желая заразиться, другие крестоносцы пообещали утопить судно, если оно само не оставит эскадру. Им пришлось идти одним, на свой страх и риск.
Поначалу команда держалась на ногах, но потом слегли почти все. Корабль без руля и ветрил болтался по морю, пока наконец не доплыл до Босфора. Там несколько выживших португальцев покидали за борт трупы и подняли парус, намереваясь вернуться домой. Но в пути их настиг турецкий корабль. Тех, кто пытался сопротивляться, убили. Остальных тычками и пинками согнали в трюм и заковали в цепи, чтобы потом продать в рабство. Дальше Стамбул, Трапезунд, Тебриз…
В Тебризе Мигель сумел убежать и оказался в пустыне. Долго блуждал по пескам и наконец вышел к Баке, где и живет, занимаясь разовыми работами в порту, побираясь и воруя. Обычная история, в общем.
— А что ж домой-то не пошел? — удивился Афанасий.
— Долги, — вздохнул Мигель. — Пока кредиторы думают, что я в походе сгинул, с семьи особо требовать не будут. А если узнают, что я вернулся, налетят, как вороны. Был бы один, так и ладно, разобрался б как-нибудь. Но они ж семье угрожать начнут. Не, лучше я еще некоторое время мертвым для них побуду. Может, тут каких денег заработаю, чтоб вернуться не с пустыми руками.
У Афанасия перехватило дыхание от схожести судьбы нового знакомого с его собственной. Уголок левого глаза защекотала предательская влага. Ему захотелось встать и обнять щуплого португальца, по-братски прижать к широкой груди. Выпить с ним добрую чарку за здравие и торговый успех.
Отсыпать ему половину богатств из наволочки шахской подушки.
Но он сдержался. Слишком мало он пока знал Мигеля, чтоб обнять его по-братски и рассказать ему о своих невзгодах. Да и явно из богатых. Из бояр или дворян, раз землями собственными владел. В доспехах ездил. Поймет ли простого купца? «Да и с какого перепугу, за здорово живешь, его долги оплачивать? — взыграла в Афанасии купеческая жилка. — Но хоть как-то помочь можно? Так, чтобы и себе не без пользы».
— А хочешь со мной? — предложил Афанасий.
