Так, сказал он себе, отставить философию. Твоя задача — держаться, это приказ, и ты будешь держаться. А если тебе нужна мотивация чуть более конкретная, чем любовь ко всем человечеству Саракша, вот она: эти беспощадные морские головорезы, если их не остановить, дойдут и до столицы, а там, в столице, — твои друзья, маленький очаг знания, выращенный Странником. Там — Рада. Есть у вас еще вопросы, товарищ Каммерер, прогрессор-практикант? Вопросов нет.
«Быр-быр-быр, — глухо донеслось со стороны входа в блиндаж, — бу-бу-бу». Ну что там еще, раздраженно подумал Максим, кого там еще принесло, и с какими вестями? Вряд ли с хорошими, массаракш…
Двери распахнулись, и в блиндаж протиснулся человек в офицерской форме — чистой, несмотря на грязь, в которой по уши тонули позиции обороняющихся.
— Бригадир Тоот, — представился он, вскинув руку к сетчатой каске. — Прибыл в ваше распоряжение, господин командующий.
И Максим его узнал — сразу, хотя виделись они мельком и с тех пор прошло немало времени. Перед ним стоял тот самый офицер-легионер, который встретил Каммерера в тот памятный день, когда воспитуемый Аллу Зеф, именуемый тогда «рыжим хайлом», и никак иначе, доставил до изумления наивного молодого землянина, искренне рассчитывавшего на контакт с чужепланетными разумными существами, в комендатуру и отправил Максима в столицу, предопределив тем самым его дальнейшую судьбу.
По глазам бригадира (с повышением, господин ротмистр!) Максим понял, что Тоот тоже его узнал. И неудивительно: их встреча тогда была достаточно необычной, а ныне Мак Сим известен всей стране, и не только как один из ближайших помощников «теневого диктатора» по имени Странник, но и сам по себе: слухи о том, кто взорвал Центр, разошлись кругами по воде. Однако господин бригадир не подал виду — ведь Тоот был сейчас просто офицером, прибывшим на фронт исполнять свой долг. Хорошо, подумал Максим, что не все офицеры Легиона похожи на ротмистра Чачу, чтоб ему пусто было…
Судя по документам, Тоот оказался одним из «военспецов», обещанных Рудольфом, значит, ему можно было доверять. Официально он был направлен к Максиму на должность начальника штаба, и уже через полчаса Максим испытал огромное облегчение. Тоот быстро вошел в курс дела и как-то легко и непринужденно исправил кучу ошибок, сотворенных Максимом в силу своей ограниченной профпригодности. Бригадир четко соблюдал субординацию и ни единым словом не высказал своего отношения к военным талантам командующего фронтом — Тоот просто добросовестно делал свое дело. И появился он как нельзя кстати.
Фронт трещал по всем швам. Из глубины страны подтягивались резервы, и Максим тут же бросал их в бой, латая прорехи в обороне. Островитяне дрались свирепо и умело, и тягаться с ними на равных могли разве что легионеры — толком не обученные ополченцы из вчерашних рабочих и крестьян сражались на голом энтузиазме и несли огромные потери. Но что самое скверное — не удавалось определить основной цели наступления айкров. Во всех былых набегах они ограничивались опустошением прибрежных районов и массовыми убийствами, а затем, когда к побережью подтягивались крупные войсковые части, айкры быстро отступали и растворялись в океанских просторах. Нынешнее вторжение было куда грандиознее, однако по всем оценкам численность армии островитян не превышала четверти миллиона, а этого было явно недостаточно для оккупации страны с сорокамиллионным населением. И при всех нынешних трудностях Странник мог поставить под ружье и бросить в бой вдесятеро больше войск — айкров задавили бы числом. А прибытия второго десанта, во всяком случае пока, не ожидалось: Сикорски задействовал убогую имперскую авиаразведку, но она не засекла никаких признаков появления еще одной «непобедимой армады».
Тем не менее, айкры продолжали наступать, при этом то и дело, меняя направление главного удара. Непонятная стратегия противника настораживала Максима, и к тому же она приводила к лишним потерям оборонявшихся: при переброске войск с одного угрожаемого направления на другое летающие платформы островитян, бороться с которыми было очень трудно ввиду острой нехватки зенитной техники и отсутствия собственной авиации, нещадно жгли автоколонны на рокадных дорогах.
Покорпев над картой, Каммерер с Тоотом пришли к выводу, что айкры нацелились на крупный промышленный центр юго-западнее столицы — уж там-то черепов вволю, — а все остальные их удары являются отвлекающими. Предположение выглядело логичным, но что-то в нем смущало Максима ему не верилось, что островитяне затеяли все это только для того, чтобы разорить этот сектор страны и после этого тихо убраться восвояси. И все-таки он согласился с доводами своего начальника штаба, и лучшие части фронта были переброшены на прикрытие подступов к городу с миллионным населением.
Но уже на следующее утро все изменилось.
* * *
— Странно… — задумчиво пробормотал Тоот, прислушиваясь к грохоту канонады. — Они снова изменили ось наступления: обходят город с севера и рвутся прямиком вот сюда, к излучине, — он ткнул пальцем в карту.
— Они идут на столицу? — уточнил Максим, посмотрев на карту.
— С теми силами, которыми располагают островитяне, это нереально, — сухо ответил начальник штаба. — Они упрутся вот в эту реку, и если даже смогут через нее переправиться, им надо будет пройти — с боями! — пятьсот километров. Нет, это нереально. И тем не менее они настырно рвутся именно туда, массаракш! Не понимаю…
Пятьсот километров, пятьсот километров, повторял про себя Максим. От излучины до столицы — пятьсот километров… Островитянам эти километры не пройти — никак. Их там встретят и размажут гусеницами — в этом районе формируются два новых танковых корпуса, пополняются сотнями новейших «вампиров». Основной принцип победы — это подавляющее превосходство в живой силе и технике… Пятьсот километров… Нет, айкры их не пройдут, ведь там еще река, которую надо форсировать под огнем. Пятьсот километров?
— Послушайте, Тоот, — медленно проговорил он. — Вы ведь старый кадровый офицер — какова дальнобойность ваших баллистических снарядов? Тех, что стоят на вооружении?
— Я не совсем кадровый, господин командующий, — чуть виновато ответил бригадир. — До службы в Легионе я был преподавателем в гимназии, а потом, в патриотическом порыве… Я не артиллерист, но знаю, что наши армейские установки имеют радиус действия триста пятьдесят — четыреста километров и точность попадания снижается с увеличением дистанции. Это называется рассеивание, господин командующий.
Значит, подумал Максим, опытные образцы могут стрелять и на пятьсот километров — техника не стоит на месте. А рассеивание — чего оно стоит, если к ракете будет привинчена атомная бомба?
Он растопырил пальцы наподобие циркуля, приложил их к линейке масштаба с края карты, а потом, накрыв мизинцем кружок, обозначавший столицу, описал большим пальцем широкую дугу. И подушечка его большого пальца пересекла голубую полоску реки, задела на другом ее берегу изгиб излучины и, снова перескочив реку, завершила полуокружность, удаляясь от района боевых действий.
— Вы полагаете… — начал Тоот, внимательно следивший за его манипуляциями.
