Хонти, Хонти, кто ж тебя так покорежил… Бывшая богатейшая провинция Империи, страна мягкого климата, тучных нив и добродушных людей. У северо-западного побережья, там, где горы сходят на нет, сплошной полосой тянутся знаменитые Золотые Пляжи, куда до войны приезжали отдыхать со всего материка, со всех концов Империи и из Центральных Держав. Океан здесь неглубок, многокилометровые отмели, где воды не выше человеческого роста, защищали хонтийский берег лучше любой береговой обороны — белые субмарины тут не показывались. И звенел на пляжах женский и детский смех, и никто не верил, что всему этому может прийти конец.
Во время войны Хонти досталось крепко, хотя до сплошных разрушений дело не дошло. Хонти издревле (еще с тех пор, как маршал Габеллу пресек мечом все поползновения Срединных Королевств, зарившихся на плодородные хонтийские земли) следовала в русле имперской политики, но как: только Неизвестные Отцы взяли власть, приверженцы полной независимости Хонти решили, что наконец-то пришло их время. Хонтийские негоцианты оказались людьми энергичными: отделившись от Империи, они учредили демократическую республику, в которой должность президента была выборной, а пост премьер-министра, по хонтийским законам, занимал его ближайший соперник, набравший в ходе выборов второе количество голосов. Такая социальная схема выглядела заманчиво, но на деле «демократические» хонтийские выборы очень быстро превратились в аукцион, в соревнование «кошельков», покупавших голоса избирателей оптом и в розницу. Положение усугублялось тем, что главы обеих противоборствующих группировок — Унии Справедливости и Патриотической Лиги — страдали непомерной амбициозностью, раздирая страну пополам и не останавливаясь перед применением оружия, если прочие аргументы не приносили желаемого результата. В итоге Хонти скатилась в нищету, особенно заметную на фоне кричащей роскоши, в которой купалась кучка правящих толстосумов.
Им плевать на народ, подумал Максим, народ для них — это рабочая скотина, которой положено тянуть ярмо и не положено мычать без разрешения. Что за мысли, удивился он, я рассуждаю как истинный житель Саракша, хотя всего лишь год назад, на Земле, мне такое и в голову бы не пришло. Быстро же этот мой обитаемый остров адаптирует меня под себя…
Демократическое правление… Демократия — это, конечно, хорошо, но зачем же этой хваленой хонтийской демократии, которой грезят очень многие в нашем Временном Совете, понадобились пси-машины? Для чего они предназначены, хонтийцы (с их-то разветвленной агентурной сетью и большими деньгами) наверняка в курсе, значит… Значит, хонтийской демократии без излучателей уже никак. Хонти скатывается в коллапс, и гражданская война вот-вот перейдет в тотальную войну всех против всех, а в такой войне на вилы непременно поднимут и организаторов, и вдохновителей, как бы они ни прятались и какие бы охранные меры ни принимали.
Хонтийцам нужны излучатели, очень нужны. Излучатели созданы на Саракше, это не мы доставили их сюда, и хонтийские инженеры — а такие есть, в Хонти имеется вполне даже приличная промышленность, — разберутся в их устройстве, особенно если им будут помахивать перед носом толстой пачкой денег, одновременно угрожая автоматным стволом. Они разберутся, и производство пси-генераторов будет поставлено на конвейер, а потом по всей Хонти будут построены башни — такие же, как у нас при Неизвестных Отцах. И новый Центр будет запрятан подальше и защищен поосновательней — термоядерной боеголовкой не прошибешь, и уж, во всяком случае, не пробежишь по коридору к шахте лифта, ведущего в святая святых.
Не ты ли клялся, что на Саракше не появится новый Центр, пока ты жив? Вот и давай, исполняй свою клятву и не говори, что обнимать пандейскую красавицу-кёнигин гораздо приятнее, чем стрелять в людей. Придется стрелять, и скоро — на дороге вот-вот покажутся хонтийские машины. И не вот-вот, а уже: вон они, легки на помине…
Максим поднес к глазам бинокуляр. Да, так и есть, это они. Впереди три броневика, за ними ползут излучатели, покачивая горбами сферических антенн-эмиттеров. Шесть штук, все верно. И еще сзади то ли три, то ли четыре бронемашины, точно не сказать, плохо видно. Торопятся, очень торопятся, спиной чуют погоню… А вот засаду они, похоже, не чуют. Ну что ж…
Он повернул голову к лежавшему рядом с ним молодогвардейцу с двумя шевронами на рукаве и приказал, отчетливо произнося каждое слово:
— Капитан Итарру, открыть огонь, как только противник войдет в расчетный фокус поражения. Стрелять без предупреждения, из всех «бомбард». Цель — танки-излучатели.
* * *
Пленные сидели на земле, согнув спины и положив руки на затылок, окруженные кольцом автоматчиков, следивших за каждым их движением. Их было немного, всего около сотни, и Максим сначала даже удивлялся этому обстоятельству, но потом понял, что так и было задумано: более многочисленной диверсионной группе, да еще на колесах, труднее было бы просочиться на территорию бывшей страны Неизвестных Отцов, дойти до базы «Дзета» и выполнить задание. Он смотрел на пленных хонтийцев и испытывал облегчение: ему не пришлось никого убивать, и вообще обошлось почти без жертв.
…Боя как такового не было: как только «бомбарды» метнули первые ракеты и они разорвались на шоссе, превратив один из танков-излучателей в пылающий факел, хонтийцы тут же включили депрессионное поле. К операции они готовились тщательно: нашлись у них и специалисты по генераторам излучения — свои или купленные, а программное обеспечение подобрать несложно.
Увидев бессильно поникшие тела своих бойцов, Максим тихо выругался сквозь зубы, закинул за спину ручной противотанковый гранатомет и вытащил из нагрудного кармана портативный блок дистанционного управления автоматикой «бомбард». Он уже хотел было нажать кнопку, когда заметил странное: хонтийская колонна не понеслась вперед на полном газу, а замерла на месте, причем потеряв строй и сбившись в кучу; авангардный транспортер и вовсе съехал в кювет и там застрял, уткнувшись носом в землю. Неужели…
Догадка превратилась в уверенность, когда Мак встал в полный рост, а со стороны противника так и не прозвучало ни единого выстрела. И тогда он, ускорившись, побежал к замершим хонтийским машинам, на всякий случай держа гранатомет наготове.
Оружие не понадобилось — ни один из хонтийцев не был способен не то что стрелять, но даже унять льющиеся слезы и утереть сопли. Все оказалось просто: кто-то из хонтийских операторов в спешке и по недостатку опыта сделал ошибку, и купол излучения накрыл все вокруг в радиусе трех километров. Скорчер детям не игрушка, подумал Максим, снова закидывая за спину ставший ненужным гранатомет.
Картина была ему уже знакомой — видел он такое в коридорах Центра: бессильные тела, искаженные лица, тоска в глазах и слезы, слезы, слезы… Поплачьте, поплачьте, думал он, пробираясь между машинами. Это, говорят, полезно — душу очищает (правда, лишь тем, у кого она есть). Он собирал оружие, вынимая автоматы из безвольных рук, и складывал его в один из броневиков, предварительно вытащив оттуда экипаж, оглушенный неизбывным горем. Свинчивать с бронетранспортеров пулеметы Максим счел делом чересчур долгим, и поэтому он попросту срывал магазины и сминал дырчатые пулеметные стволы. Все оказалось проще, чем он предполагал.
