Девушка кивнула и подошла к полкам с книгами, внимательно изучая их содержимое — видно было, что она знакома не только с гламурными журналами и бульварным чтивом. Алексей наблюдал, как, шевеля губами, она читает названия на корешках разнокалиберных фолиантов, не забывая, однако, придерживать на груди свой занавесочный наряд «от кутюр». Алексей смотрел на нее и чувствовал, что у него в груди шевелится что-то теплое — такого он раньше не испытал никогда, хотя знакомые девушки у него были (и не одна, и более чем знакомые). «Вот ведь как интересно, — думал парень, — другая бы сперва полезла по шкафам с тряпками — одежки-то на ней никакой! — а эта сразу к своим книжкам. И не похожа она на лутерских шалав — неправ командир. Она вон, светится вся… Златовласка…».
— Нашла! — восторженно воскликнула Полина, извлекая из книжной шеренги потертый том. — Вот она!
— Счастливая ты, аспирантка, — хмыкнул сержант. — И мы вовремя подоспели, и книжку свою отыскала. Так, а теперь пройдись по гардеробу: тут наверняка найдется что-нибудь тебе подходящее. А то ты у нас не по форме одета — не могу я тебя в таком виде доставлять в расположение воинской части: шок среди личного состава гарантирован.
* * *
Полина действительно оказалось той, за кого она себя выдавала, и не имела никакого отношения к «шалавам» — женщинам лутеров. Алексею доводилось видеть в ходе зачисток этих жалких существ, вплотную подошедших (и даже перешагнувших) к грани, отделяющей человека от животного, и всякий раз он испытывал по отношению к лутеркам странную смесь неприязни, брезгливости и жалости. И тем более причудливо выглядела увлеченная своим делом аспирантка университета в полумертвом городе, живущем по первобытным законам. Лутерки — волчицы волчьей стаи — искали в брошенных квартирах Киева того же, что и мародеры-мужчины — хабара, — и зачастую при стычках с ополченцами они дрались свирепо, до последнего патрона. Полину же привела в город, окруженный плотным кольцом кордонов, пытливость, граничившая с фанатизмом, — многие бойцы, узнав, что эта хрупкая с виду девчонка рисковала честью, здоровьем и даже жизнью ради какой-то книжки (господи, ну кому это сейчас нужно?), многозначительно крутили пальцем у виска — мол, совсем девка «с глузду зъихала».
Они много времени проводили вместе. Алексея тянуло к девушке как магнитом, он дорожил каждой минутой, проведенной с нею рядом. И кружилась голова, и все тело парня словно пронзал разряд электрического тока, когда их руки соприкасались. Алексей тонул в синих глазах Полины и даже не пытался выплыть. От нее он узнал подробности ее поисков, завершившихся так своеобразно. Полина писала кандидатскую диссертацию на тему «Влияние путешествий Григоровича-Барского на формирование архитектурного ансамбля Киева первой половины XVIII века» и рассказала парню об этом примечательном человеке.
Василий Григорьевич Григорович-Барский, известный также как Василий Киевский, Григорович, Плака, Барский, Альбов, жил в Киеве в первой половине XVIII века. Родился в купеческой семье, учился в Киево-Могилянской академии, куда поступил по протекции игумена Феофана Прокоповича. Прожил он недолго — всего сорок шесть лет, с 1701 по 1747 год, — но успел стать известным как путешественник, писатель и публицист. В 1723–1746 годах путешествовал по Европе (Болгария, Венгрия, Румыния, Молдавия, Австрия, Италия, Греция, Кипр) и по Ближнему Востоку (Палестина, Сирия, Аравия, Египет). Завел близкие отношения с антиохийским патриархом Сильвестром, который в 1734 году в Дамаске постриг его в монахи под именем Василий. В 1743–1744 годах по протекции императрицы Елизаветы и графа Разумовского Барский переехал в Константинополь и находился там при российском посланнике Вешнякове, но отказался занять место посольского священника, занявшись составлением подробного описания Константинополя. Дважды — в 1725 году и в 1744–1745 — посещал Афон, о чем составил подробные воспоминания, имеющие большую историческую ценность. И главное — Барский оставил «Записки Плаки-Альбова», которые распространялись по Украине и России в рукописях.
Назывался этот труд, как это было принято в те далекие времена, длинно и витиевато — «Пешеходца Василия Григоровича Барского-Плаки-Альбова, уроженца Киевского, монаха Антиохийского, путешествие к святым местам, в Европе, Азии и Африке находящимся, предпринятое в 1723 и оконченное в 1747 году, им самим описанное», — и впервые был издан в Санкт-Петербурге в 1778 году Василием Рубаном. Позднее, уже в XIX веке (в 1885–1887), Барсуков выпустил четырехтомное издание «Записок», которое включало рисунки автора и его переписку.
Работая над диссертацией, Полина нашла архив первого издателя четырехтомных мемуаров Григоровича-Барского и наткнулась в нем на упоминание о существовании пятого тома «Записок», в котором Барский рассказывал о том, как он познакомился в Каире с представителями некоей загадочной и мрачной секты, конечные цели которой были неясны. Позже, встретившись с адептами секты на острове Крит, Григорович услышал от сектантов о таинственных камнях, один из которых якобы находится в Киеве, о загадочном «небесном пришельце» и о проклятии низвергнутых языческих богов. Однако многотомное издание его «Записок Плаки-Альбова» готовилось под эгидой «Православного Палестинского общества», и обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев, узнав, что содержание пятого тома может привести к пересмотру канонических обстоятельств крещения Руси, лично наложил вето на его издание — «ереси быть не до́лжно!».
Часть архивов Барсукова, в которой находились материалы пятого тома (в том числе и несколько сигнальных экземпляров книги, утаенных от глаз святых отцов), после смерти издателя была перевезена в его сумское имение, а после революции оказалась в архивах районного центра. Позже, уже после развала Союза, когда продавалось все и вся, материалы эти стали расползаться по частным коллекциям — нашлись люди, сумевшие их оценить.
— Я узнала о существовании пятого тома, — увлеченно рассказывала Полина, — и даже нашла отрывки из оригинала рукописи «Записок» Григоровича, в него включенные. Там такое… — она повернула голову, и Алексей заметил огоньки, мерцавшие в ее глазах. — И я решила найти пятый том: меня как будто кто-то в спину толкал. Сразу после Чернобыля я нашла каталоги «черных коллекционеров» и узнала, у кого именно находится экземпляр пятого тома. Следы вели сюда, в Киев, и я…
— И тебе не страшно было лезть в зараженный город? — спросил Алексей. — Ты ведь знала, что здесь творится, верно?
— Страшно, — призналась девушка. — Но ты знаешь, после того, что я прочитала в отрывках рукописи Григоровича, я полезла бы и к мутантам, в Чернобыльскую зону. Это не шутки, Леша, — авария АЭС была неслучайной. Кто-то — или что-то — угрожает Киеву, и эта угроза растет. Теперь, когда я прочла пятый том, — она осторожно коснулась пальцами книги, которую всегда носила с собой, — я в этом уверена. Люди, подобные Барскому, не гонялись за сенсациями и жареными фактами, как это делают нечистоплотные журналисты, — они взвешивали каждое слово, заносимое ими на бумагу. И кстати, обстоятельства его ранней кончины туманны — есть основания полагать, что кое-кто спохватился, посчитав, что Григорович-Барский слишком много узнал, и поспешил заткнуть ему рот. А месть языческих богов, загадочное существо, порожденное звездной бездной, легенды и предания волхвов — это все звенья одной цепи. Я сложила пазл и поняла: речь идет о жизнях десятков и сотен тысяч людей, может быть, даже о миллионах жизней! Разве можно остаться стоять в стороне, если ты можешь предотвратить катастрофу?
