И тут сзади к высотке, на которой располагался наблюдательный пункт, подлетели грузовики с рядами наклонных рельсов, установленных вместо кузова. И Дементьев узнал в них «РС» — «катюши», о которых он много слышал, но еще ни разу не видел «живьем», в действии. «Катюши» быстро, четко и слаженно развернулись и всем дивизионом дали залп по холмам, где стягивались, готовясь к сокрушительной атаке, немецкие танки и пехота.
Около сотни огненных стрел с ноющим ревом сорвались с направляющих и вонзились в холмы. Над холмами встала стена разрывов, слившаяся в сплошное бурое облако. Облако росло, набухало, и вдруг приняло очертания громадного зверя — дракона, вставшего на дыбы. Дракон выгибал шею, разевал пасть и, наверно, рычал, но его рычания не было слышно из-за непрерывного грохота рвущихся реактивных мин. Огненные стрелы вонзались и вонзались в грудь Зверя, вонзались одна за другой, били и рвали его, и дракон не выдержал — дрогнул и расползся, вновь превратившись в бесформенное коричневое облако, поджариваемое снизу высокими языками пламени.
А затем лейтенант услышал слитный гул десятков танковых двигателей — шли наши танки. Катуков внимательно следил за ходом сражения, сумел переломить битву внезапным ударом «РС» и теперь ввел в действие свой танковый резерв, развивая успех.
Противник отступил так поспешно, что его отступление скорее напоминало бегство. А Дементьев побывал там, куда пришелся удар «катюш», и не мог сдержать мстительной радости при виде спекшейся почерневшей земли, усеянной скелетами сгоревших немецких танков и обугленными трупами не наших — теперь уже не наших — солдат. «Это вам сдача за Чуриково, — думал лейтенант, осматривая следы побоища. — Эх, вот всегда бы так…».
Он еще не знал, что в скором будущем у него самого будут в руках огненные стрелы «РС», и что он сам будет метать их в грудь Коричневому Дракону, приползшему на русскую землю, — метать до тех пор, пока этот кровожадный Зверь не сдохнет в своем собственном логове.
* * *
В августе сорок второго года войска Воронежского фронта, еще толком не умевшие наступать и наносить танковые удары кулаком, а не растопыренными пальцами, перешли к обороне. Выдохлись и остановились и немцы: лучшие силы вермахта были брошены на юг — на Сталинград. Потрепанный корпус Катукова был выведен в резерв Ставки, а лейтенант Дементьев за бои в Придонье получил свою первую награду — медаль «За боевые заслуги» — и звание старшего лейтенанта. Вообще-то, как чуть виновато сообщил ему Мироненко, его представляли к ордену Красной Звезды, но где-то кто-то что-то перепутал. К путанице этой Павел отнесся философски — не впервой.
— Война, я так думаю, не скоро кончится, — сказал он начальнику штаба, — так что орден я еще заработаю, и не один. — И, чуть подумав, добавил: — Если, конечно, жив буду.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. КОРПУС ЗАДАЧУ ВЫПОЛНИЛ
В заколдованных болотах там кикиморы живут
В. Высоцкий
Гать-жердянка дышала под ногами и прогибалась под колесами пушек и грузовиков как живая спина неведомого зверя огромных размеров. Фонтанчики болотной воды били из щелей между бревнами, вымачивая полы шинелей проливным дождем, только льющимся не сверху, а снизу. По обеим сторонам дороги тянулись леса — густые, непролазные. «В таких вот лесах, — думал Дементьев, — испокон веку гнездились лешие: угукали, пугая путников, заигрывали с кикиморами болотными и переселялись на страницы сказок Пушкина. И не всякий человек отваживался войти в такой лес ночной порой…».
Для кикимор места эти и в самом деле были походящими — деревья уходили ногами корней в мшистое болото, расчерченное многочисленными ручейками и речушками; воздух был пропитан влажной моросью, каплями оседавшей на холодном металле оружия. Проехать по мокрой лесной дороге на простой телеге — уже проблема, а протащить по ней танк или тягач с пушкой на прицепе — почти неразрешимая задача. Но именно «почти» — в дремучих лесах под Калинином звонко стучали топоры, и вытягивались десятки километров гатей, по которым шла тяжелая техника. Шла по ночам — леших с кикиморами не опасались (в конце концов, наша нечисть, родимая, русская), а вот с господством в воздухе немецкой авиации приходилось считаться. Узкие гати запросто могли стать многокилометровыми кладбищами для наших войск, застигни их здесь среди бела дня воздушный налет.
Солдаты рубили деревья с веселой побранкой и прибауткой «Мужика греет не шуба, а топор!». И не только солдаты — в «ударном лесоповале» участвовали и офицеры, словно в аврале на боевом корабле. И техника шла, одолевая километр за километром; шла по ночам, при тусклом свете синих фонариков, укрываясь днем в лесных массивах; шла со скоростью пешехода, но все-таки шла, упорно пробиваясь в район сосредоточения.
Первый танковый корпус Катукова был преобразован в третий механизированный корпус. В его состав вошли дополнительные части, усилившие ударную мощь соединения в несколько раз, а 1-я мотострелковая бригада, дополненная танковым полком, именовалась теперь 1-й механизированной бригадой. Вопрос о реорганизации корпуса решался в Ставке, а затем Сталин вызвал к себе Катукова на дачу на Можайском шоссе. И там Катуков, хоть и воспитанный, как и подавляющее большинство советских людей, в духе абсолютной веры в непогрешимость Сталина — «великий вождь ошибаться не может», — сумел отстоять свою точку зрения. Сталин хвалил «неуязвимые» тяжелые танки «КВ», но Катуков, знавший не только достоинства, но и все недостатки этих машин, отстаивал «Т-34» и все-таки не взял в свое новое соединение бригаду «КВ». Генерал нашел довод, убедивший вождя: «в лесах под Калинином сплошные болота, там им трудно будет маневрировать». Немногие осмеливались возражать вождю, и после этого авторитет Катукова, и до того пользовавшегося уважением воевавших под его началом, заметно вырос: «солдатское радио» работало исправно. Кроме того, именно Катукову удалось добиться получения наград для отличившихся в боях воинов не через Президиум Верховного Совета, а на местах, по решению командиров соединений, сразу после боя. Дорога ложка к обеду — орден, полученный среди еще дымящихся воронок, по горячим следам, ценен вдвойне.
Генералы, как правило, не ходят в атаку, но именно от них зависит, успешной будет эта атака или нет, и сколько жизней она заберет. Тезис «Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней», усвоенный Дементьевым за годы обучения в артиллерийской спецшколе и в училище, изрядно поблек в глазах Павла, видевшего бои первого года войны и хоронившего товарищей, которые могли остаться в живых, если бы бой был проведен по-другому. Потускнел и красочный образ геройских командиров времен гражданской: будучи под Ленинградом, Дементьев слышал, как там покомандовал Ворошилов, а с Буденным даже встречался — правда, издалека (что, впрочем, не сильно его огорчило).
Весной сорок второго, в Москве, Буденный приехал в Спасские казармы, где стояла формирующаяся мотострелковая бригада, куда попал лейтенант Дементьев. Маршал прибыл в сопровождении целой свиты в расположенную по соседству кавалерийскую часть (он был инспектором этого рода войск), и что-то вызвало его неистовый начальственный гнев. Такой матерщины Павел не слышал отродясь — конфузливо отворачивались даже сопровождавшие Буденного, а кто-то из артиллеристов произнес иронически: «Если бы немцев можно было разогнать матюгами, мы бы завтра выиграли войну».
