Тем не менее нам требовался срочный ремонт. Положение усугубилось, когда две бомбы разорвались между пирсом и бортом лодки. Она получила смертельный удар, прочный корпус был повреждён, механизмы сорваны со своих мест, аккумуляторная батарея полностью разрушена, сместился с фундамента дизель. Конечно, при наличии хорошей ремонтной базы С-6 можно было бы поставить в строй действующих, но в создавшемся положении выход был только один — затопить её, чтобы она не досталась противнику. Это и было сделано с разрешения командования.
На этом закончился мой первый этап пребывания в Испании. Из Хихона я самолётом добрался до Парижа, где из «испанца» снова превратился в русского и где рассчитывал перед отъездом на Родину хорошенько отдохнуть и закупить подарки. Не тут-то было. Оказалось, что я снова нужен в Испании. Дело в том, что республиканские ПЛ С-2 и С-4, ушедшие в октябре 1937 г. во Францию, могли быть возвращены республиканскому правительству Испании, но на них не было командиров, а личный состав почти полностью разбежался. Так я оказался назначенным на С-2, стоявшую в Сен-Мазере, а И. Бурмистров — на С-4, находившуюся в Бордо.
Я прибыл в Сен-Назер, где встретился с республиканским представителем Педро Прадо, который всячески старался скорее привести лодки в боевую готовность и переправить их на юг Испании. Сделать это, однако, было не просто. Если с экипажем вопрос более или менее удалось решить, то с ремонтом кораблей предстояло много хлопот, тем более что французские власти помогать откровенно не желали.
Для общения с ними и для официальных визитов у меня на подводной лодке в качестве командира выступал механик дон Селестино Росс. Я числился в списке как младший машинный офицер и какого-либо общения с французскими чиновниками не имел. Все вопросы я решал с Вальдесом, которого мне удалось отыскать, и он согласился снова работать в паре со мной. От него я узнал, что Паоло, к сожалению, погиб. Новый комиссар, правый социалист Мартинес, обо всех моих действиях скрытно информировал дона Валентино и следил за мной, чтобы не допустить моей «марксистской пропаганды» среди членов экипажа, который оказался ещё более пёстрым, чем на С-6. Тут были и социалисты, и анархисты, и откровенные пособники фашистов, которые то и дело устраивали на лодке провокации и настоящие диверсии: то подкладывали в укромные места самовоспламеняющиеся пеналы, то выводили из строя главную систему электрообеспечения, то куда-нибудь подкладывали взрывчатку.
Правда, всё обходилось благополучно, так как были в команде верные и преданные люди и опасность вовремя удавалось ликвидировать. В довершение всех неприятностей республиканский консул сообщил, что, раз диверсии не дали фашистам желаемых результатов, они, по некоторым данным, считают, что единственным путём не допустить подводную лодку в Испанию является убийство командира. Неприятное известие, но что делать, надо быть более бдительным и постараться побыстрее завершить все работы. Перед нашим уходом консул выдал нам с Вальдесом по браунингу.
Основные ремонтные работы удалось закончить лишь к июлю 1938 года. Правда, недоделок оказалось столько, что, по большому счёту, лодку нельзя было выпускать в море: не работали перископы, гирокомпас, текли дейдвудные сальники, практически развалилась аккумуляторная батарея. Можно сказать, отсутствовало и вооружение. Но, как я уже говорил, ПА нужны были республиканскому правительству, в основном, для демонстрации силы, поэтому наша задача состояла в одном — сделать всё возможное, чтобы привести лодки из Франции в Картахену.
Здесь надо сказать, что в то время обстановка в Испании ещё больше осложнилась, противник захватил многие районы, и французское правительство ужесточило отношение к нам; были опасения вторичного интернирования республиканских кораблей. На просьбу разрешить выход подводной лодки в море для проведения испытаний последовал категоричный ответ. «Разрешаем выход без права возвращения в Сен-Назер или иной порт Франции».
Поэтому пришлось проводить испытания прямо в гавани. Погода выдалась прекрасная и тихая, а водная гладь казалась зеркальной. Подаю команды на пробное погружение. По расчётам механика дона Селестино, у лодки даже с заполненными цистернами должна оставаться дополнительная положительная плавучесть около пяти тонн. Но едва начали заполнять цистерны, как лодка почти мгновенно стала погружаться под воду. Хорошо, что я всё же успел захлопнуть ногой рубочный люк, иначе бы подводная лодка просто утонула. Механик не растерялся, и после аварийного продувания цистерн подводная лодка всплыла. Оказалось, что случайно или умышленно были заранее полностью заполнены все дифферентные и уравнительная цистерны, что и дало отрицательную плавучесть. При последующем погружении обнаружились ещё и другие мелкие недочёты. К сожалению, глубина не позволила нам проверить на герметичность перископы, что очень подвело нас потом в море. Подводная лодка была в плохом состоянии, часть оборудования осталась неисправной и бездействовала, боеспособность была низкой, но задерживаться мы больше не могли и не имели права.
До выхода в море оставалось два дня. Произвели погрузку торпед и продовольствия. Перед самым выходом из порта появились начальник полиции и представители французского Военного министерства. Они вручили «подставному» командиру корабля дону Селестино меморандум властей, в котором указывалось: «..Вблизи территориальных французских вод бой не принимать. В случае вынужденного возвращения подводная лодка будет интернирована, и о передаче её республиканцам не может быть никакой речи..»
Ко времени нашего отхода на берегу собралось много народа. Были и наши друзья — рабочие и представители партии коммунистов, они вовсю фотографировали, производили киносъёмку. Я старался не попадать в объектив и подставлял спину, находясь рядом с доном Селестино и французским лоцманом, который должен был нас вывести по фарватеру. Дон Селестино, как командир, даёт команду:
— Правый дизель вперёд! Левый дизель вперёд!
При запуске левого дизеля из выхлопной трубы повалил сильный чёрный дым. «Командир» растерялся и с отчаянием обратился ко мне:
— Сеньор команданте! Как быть?
Я немедленно дал команду:
— Левый дизель стоп!
Так и дошли до места. Лоцман, прощаясь со мной, необычайно любезно пожал мою руку и с улыбкой сказал:
— Сеньор командир, счастливого пути!
Эта любезность — результат отличной осведомлённости французов о советских моряках. В общем, они прекрасно знали, кто есть кто, и, видимо, просто забавлялись, наблюдая наши игры в конспирацию.
Я беру курс на Испанию. Впереди немало сложностей, предстояли встречи с кораблями противника и постоянная борьба за исправность корабельного оборудования и за сам корабль. О выходе И. Бурмистрова на С-4 из Бордо в Испанию было известно меньше, в то время как о выходе С-2 уже сообщили в газетах и по радио. На следующее утро радист доложил мне перехваченную радиограмму противника: «Марксистская лодка С-2 вышла из Сен-Мазера и следует в республиканский порт через Гибралтар. Лодка будет проходить Гибралтар 22 июля».
Глубина 30 метров, проверяем отсеки, всплываем на перископную глубину. Поднимаю перископ, смотрю — и взгляд упирается в мутные непроницаемые стекла. С волнением пробираюсь к перископу в боевой рубке, берусь за ручки, смотрю — то же самое. Перископы залиты водой. Вот тебе и ремонт. Кроме того, оказалось, что интенсивно пропускают воду дейдвудные сальники. Позже обнаружился непорядок и с гироскопом, который давал неверные показания.
