— Я понял вашу мысль, — сказал я.
История с камнем уже начала меня утомлять. Между прочим, так и с ума сойти можно. Точно помнишь, что подбирал камень, а ни в одном кармане его нет.
— То же самое произойдет и в нашем случае, — сказал Корд. — Конечно, не так упрощенно, как я тебе рассказал, но принцип действия тот же. Ты будешь испытывать эмоции сэра Реджи, ты будешь слышать его мысли, но это никак не скажется на твоем восприятии мира и не будет относиться к сути дела. Главное, ты запомнишь его действия.
— Я могу умереть в процессе? — Этот вопрос, сами понимаете, волновал меня больше всего.
— Можешь, если ты слишком впечатлителен или если что-то пойдет не так. Когда дело касается магии более сложной, чем вызов дождя, всегда существует вероятность умереть, но она не слишком высока. В конце концов, ты же Избранный и так просто умереть не должен.
Я уже устал быть Избранным, вот что я хотел сказать этому старому магу. Но тот замолчал, а потом снова принялся читать заклинания. Процесс уже запущен, и остановить его невозможно.
Сэр Реджи не отводил взгляда от ключа Знаний. Широко открытые глаза Парящего Ястреба смотрели внутрь кристалла, и в его зрачках отражались мельтешащие там радуги, лицо воина было спокойно и отрешенно.
— Он уже почти готов начать передачу, — сказал Корд. — Расслабься и смотри на ключ.
В детстве я был довольно послушным мальчиком.
Надо заметить, что на первых порах ритуал меня несколько разочаровал. Никаких тебе нарисованных на полу пентаграмм, никакого питья таинственных эликсиров из чаш, над которыми клубится разноцветный туман, никаких жертвоприношений, кроличьих лапок, драконьей крови и прочей ерунды, казалось бы, обязательной для творения серьезного волшебства. Как-то все обыденно происходило. Подумаешь, какая-то хрень с сиянием внутри. Дайте мне пальчиковую батарейку, литровую банку, чуток воды и разноцветные лампочки, я сам не хуже сделаю. А в транс может ввести и Кашпировский.
«Расслабься и смотри на ключ». Расслабился и посмотрел. Ну и что там может быть интересного? И как обмениваться ментальной энергией без подключенных к обритому наголо черепу электродов?
В последнее время с развитием компьютерных технологий появился новый вид искусства, известный как голография. Даже выставки устраивают. Как-то на день рождения мне подарили целый альбом, составленный из образчиков такого искусства, и любопытства и вежливости ради я его просмотрел.
На первый взгляд внутри альбома была полная белиберда, набор одинаковых, мелких и ничего не значащих картинок, закорючек и символов. Сколько ни всматривайся, ничего больше не увидишь. Но, если окинуть всю картину целиком, не концентрируясь на отдельных деталях и чуточку расфокусировав зрение, непонятные символы и закорючки складываются в одну объемную картинку, которая может быть довольно симпатичной.
То же самое произошло, когда я смотрел внутрь ключа. Бессмысленное мельтешение постоянно меняющихся и перетекающих друг в друга цветов мало-помалу начало складываться во вполне определенную картину. Равнина, заходящее солнце окрашивает горизонт в кровавые тона, и, куда ни кинь взгляд, повсюду вооруженные люди. Армия…
Кто-то ударяет меня по плечу…
…Дядя ударяет меня по плечу.
— Это будет твое первое боевое крещение, Реджинальд, — говорит он.
Я киваю в ответ.
Находящаяся передо мной армия не такая уж огромная, как показалось вначале. Пять, от силы семь тысяч человек, в основном пехота. Мы с дядей сидим на лошадях, покрытых броней. Мы находимся на небольшом холме, с нами еще около сотни конников. Под нами, на склоне холма, лучники, они натягивают тетивы, проверяют свое оружие перед боем. Перед ними линия пехоты, вооруженная длинными мечами и булавами. Первая линия — копейщики, их всего три ряда. Доспехов у них никаких нет, из вооружения только шестиметровое тонкое деревянное копье.
— Всадник на лошади при полных доспехах весит около полутонны, — говорит мне дядя. — А единственная защита копейщика — его оружие. Полтонны атакующего металла и плоти можно остановить только одним способом — убив. Никакие доспехи, никакое другое оружие, кроме копья, не может помочь в переднем ряду. Если они хотят выжить, они должны упереть свои копья в землю и ждать противника плечом к плечу. Если они повернутся и побегут, они покойники. Для всадника нет ничего проще, чем рубить людей со спины. Но если они выстоят, то эти самые полтонны сработают против всадника. Есть такая штука, Реджинальд, она называется инерцией. Всадник в полном боевом облачении не может быстро остановиться, и он сам насадит себя на копье. Главное, чтобы копье было правильно нацелено.
— Понимаю, — говорю я.
На мне самом доспехов нет, только легкая кольчужная рубашка поверх кожаной куртки. Дядя одет так же. Он не носит даже шлема, хотя у остальных конников из нашего отряда шлемы есть.
— Никакой доспех не спасет тебя от хорошего удара, — говорит дядя. — Зато он сковывает движения. Панцирь — да, надежная защита, мечом его можно пробить только в сочленениях. Но можно промять его булавой, ты видишь, у половины наших людей есть булавы, или боевым молотом гномов. Так же неплох в этом случае обычный топор. У любых доспехов больше минусов, чем плюсов. Ты не можешь надеть их сам, ты медлителен, неловок и неповоротлив, а шлем мешает правильному обзору во время схватки. Твое главное оружие не мощь, но скорость и умение.
— Да, — говорю я.
— Мы вступим в битву, когда я сочту нужным, — говорит дядя. — Я понимаю, что в бою ничего не происходит по плану, и тебе будет сложно контролировать события, но постарайся держаться рядом со мной. Если твоего коня убьют, сразу же спрыгивай с него, не позволяй ему упасть на тебя, и сам избегай падения. В такой сутолоке тебя просто затопчут, и смерть твоя будет бесславной.
— Да, — говорю я.
Мне скучно его слушать, я знаю все его наставления, он делает их мне не в первый и даже не в сотый раз. Молодая кровь бурлит в моих жилах, мне кажется, что, хоть битва еще и не началась, я уже должен в нее вступить. Мне кажется, что всю мою предыдущую жизнь я шел к этой минуте и готовился только к ней.
Противник устремляется в атаку. Я сейчас не помню, из-за чего началась война и с кем мы воевали, мне было не до этого. Двенадцать Королевств и до вмешательства Империи никогда не жили мирно, плавно переходя от одной междоусобицы к другой. Я молод и не склонен забивать свою голову ненужными мыслями. Я рожден для войны! Я хочу воевать!
Конница врага все ближе. Я вижу людей, закованных в доспехи, вижу их щиты с фамильными гербами, их развевающиеся знамена. Кони несутся во весь опор, они все ближе, в лучах заходящего солнца сверкают обнаженные клинки…
За конницей катится лавина пехоты.
— Целься!
Звучный голос дяди перекрывает топот конских копыт и выкрики врага. Лучники вытаскивают из колчанов стрелы и натягивают тетиву своих луков.
