…Валя Юмашев был брошен на печать, но как лицо, приближенное к президенту, получил право лично выбирать — на какую именно. Он выбрал «Самую Честную Газету», в которой его и президентскую семью поливали с особенным сладострастием. Тем более что во времена Валиного алопарусного процветания в «Комсомолке» нынешний редактор «Самой Честной» внештатничал там же — присылал пылкие репортажи о бесчинствах местных властей.
— Ну и каковы мои обязанности? — спросил Валя у редактора политического отдела, куда он был приписан по собственной просьбе.
— Да все просто, старик, — пояснил бывший коллега. — Берешь «тассовку», вместо «президент» вписываешь «гнусный режим», в конце приписываешь «Это все Березовский» и сдаешь на первую полосу.
— Ну хорошо, а расследования?
Еще проще, старичок. Слава Богу, Филипп Денисыч кое-что умеет. Набираешь на компьютере «Nav.ru» или «Nas.ru», скачиваешь любые разговоры, потом я даю тебе в глаз — якобы ты пострадал при добыче текста, — мы это вздуваем до небес, и материал выходит в лидеры.
Валя зашел на сайт «Nas.ru», прочитал свой пейджер, сличил с оригиналом и пришел в восторг.
— Ну ладно, а аналитика? — спросил он напоследок.
— С аналитикой совсем легко, старый, — успокоил его редактор. — У нас в аналитическом центре мэрии работает один бывший комсомольский секретарь… Пишет — зачитаешься. Просто соловей. И про травлю оппозиции, и про зажим свободы… Ну поправишь там пару слов, когда его уж совсем понесет: вместо «гениальный московский мэр» поставишь «честный», вместо «потоки клеветы» впишешь «сомнительные домыслы»… Просто чтобы не повторяться. Потом обнуляешь жесткий диск — якобы это диверсия, — мы на неделю задерживаем номер, и твой материал в топе.
— Где? — уточнил Юмашев.
— Ну, в топе, на первых позициях, — объяснил начальник. — Потом иногда, опять же для разнообразия, съездишь к Женьке Абзац — на виллу там или на Канары, — она тебе покричит минут десять на диктофон, как у нас притесняют честную журналистику, а ты размажешь на разворот. Ты же умеешь, я знаю… В общем, приступай. Зарплату получишь вон в том кабинете, а поощрительный конвертик от наших друзей — вот в этом.
— Только смотри не болтай потом наверху! — и, заговорщицки подмигнув, побежал по своим делам.
Валя по старой журналистской привычке забросил ноги на стол, отпил глоток «Балтики» и решил, что при его способностях он быстро сделает себе репутацию самого честного журналиста и соответствующие деньги, а в государственной власти одна головная боль, урон репутации и куда более сложные задачи. Он и не предполагал, что журналистика, особенно оппозиционная, стала в наши дни таким простым делом. Опять же внештатницы в современной прессе были отменно хороши и на все готовы «ради нескольких строчек в газете». Надо было очень, очень подумать, прежде чем возвращаться на пост главного теневого консультанта.
…Березовский пошел в среднюю школу преподавать математику, поскольку за время реформ его НИИ был упразднен, здание сдано в аренду, а большинство коллег давно процветало в мелком и среднем бизнесе. Специально для него одну из московских школ перевели на летний режим работы, пообещав каникулы на всю зиму. Дети согласились охотно — кому приятно просыпаться зимой, когда еще темно? Лучше поучиться летом — по крайней мере предки не заставят горбатиться на даче. Педагогов никто не спросил.
Преподавание давалось Борису Абрамовичу легко. Дети, правда, сетовали на его слишком быструю речь, но олигарх, мастерски оптимизирующий любой процесс и защитивший на этом докторскую, легко нашел выход из положения. Он выбрал из класса одного, самого понятливого, за десять минут объяснял ему материал, потом оставлял его за себя, а сам бежал в школьную радиорубку обдумывать комбинации. Через неделю, реализовав свою первую схему, он сместил завуча. Через две недели, искусно играя на вражде учителя труда и преподавательницы черчения, выгнал заместителя директора по внешкольной работе. На оба поста он продвинул своих людей, знакомых ему еще по «ЛогоВАЗу», не имевших к педагогике никакого отношения, но потрясающе руководивших все равно чем. Вскоре школу обнесли новым забором, наняли охранника за три рубля в час (в качестве охранника выступал приодетый бомж из соседнего двора дядя Вася), собрали с родителей по три сотни на того же охранника, вырученные деньги прокрутили в одном скромном банке на Кипре, и через три недели Березовский купил директора. Директор пошел в ту же школу уборщицей на три свои ставки, а в новые директора Березовский провел бывшего однокашника по Институту управления. Тот быстро довел доходность школы до ста пятидесяти процентов ежемесячно (как ему это удалось — никто не знает, но деньги так к нему и липли). Главного правдолюбца, учителя пения, который утверждал, что Березовский растлил коллектив, — хитрый олигарх сделал главным редактором местной стенной газеты, в которой позволял мочить себя как душа пожелает. К осени всем детям, включая первоклассников, были куплены отличные аттестаты, десятиклассники без экзаменов поступили в престижные вузы, родители не могли нарадоваться на нового математика, а сам Березовский, оставив за себя того самого смышленого старшеклассника и приобретя ему диплом физмата МГУ, перепрыгнул на должность делопроизводителя в Министерство просвещения, чтобы навести порядок и там. О возвращении в большую политику он не думал, обладая свойством всецело отдаваться новой задаче.
…Волошин процветал в депо. Должность помощника машиниста была далеко не так хлопотна, как должность помощника машиниста более громоздкого и менее управляемого локомотива, занимавшего шестую. За время руководства президентской администратора Волошин успел хорошо понять, что большинство машинистов имеют превратное представление о природе своей должности. Им кажется, что паровоз должен куда-то ехать и что-то везти. В прошлом веке это, может быть, и было верно, но в новые времена никуда не годилось. В виртуальную эпоху главная задача паровоза — маневрировать, создавая видимость движения и не мешая вагонам постепенно расхищаться теми, кому они действительно нужны. В силу этого Волошин так подбирал маршруты движения паровозов, что они регулярно приходили в тупик, откуда он потом с присущей только ему ловкостью их по три дня вытаскивал. Каждый такой вывод локомотива из тупика представлялся начальству и машинистам огромной победой Волошина. Тот факт, что он сам же загнал паровоз в тупик, при этом совершенно ускользал от их внимания — Волошин на это и рассчитывал, будучи прирожденным психологом, и скоро попал на доску почета. Его собирались даже перевести в машинисты, но от этого он наотрез отказался. Ему гораздо больше нравилось загонять паровозы в тупики и выгонять их оттуда. Скоро работа депо, как и работа президентской администрации, всецело замкнулась сама на себе. Пассажирские и грузовые перевозки заглохли, и слава Богу. Пассажиры — в зависимости от своего финансового положения — стали ходить пешком или летать самолетами Аэрофлота, вследствие чего бедные закаляли здоровье, а богатые способствовали развитию главной отечественной авиакомпании. Товары же стали попадать к кому надо, минуя громоздкую перевозку. Начальство не могло нарадоваться на Волошина. Каждое его появление на работе приветствовалось восторженным ревом гудков. Это было гораздо лучше, чем труд в президентской администрации, где его никто толком не ценил.
