— Извини, Великий, — поспешил покаяться Габвель Сокрушитель, невольно попятившись от трона.
— На первый раз прощаю, — кивнул успокоившийся Владыка демонов. — Вернёмся к делу. Если тебе удастся раздобыть и доставить сюда вещь Истинного Творца, с помощью этого артефакта, очень возможно, мне наконец удастся выбраться из этих опостылевших стен…
Дотерпеть до окончания диалога, как ни крепился, оракул не смог. Переступив все мыслимые пределы терпения, он буквально умылся собственной кровью, уже не медленно сочащейся, а буквально брызнувшей из ноздрей и ушей. В какой-то момент рвущийся на части от чудовищной боли мозг его в целях элементарного самосохранения просто отключился. Удерживающее магическое око заклинание тут же истаяло. Картинка мрачного тронного зала на полированной поверхности кристалла исчезла. А переусердствовавший упрямец Римус безвольной куклой рухнул на упругий деревянный пол своей лаборатории.
* * *
После тяжкого испытания уже немолодой организм оракула восстанавливался удручающе медленно. Пять часов кряду Римус Агбаэль Семнадцатый пролежал на полу совершенно без движения и лишь к полудню начал потихоньку шевелиться и медленно возвращаться в мир живых и страдающих.
Когда чародей после ряда неудачных попыток смог наконец кое-как оторваться от пола и зафиксироваться над ним на дрожащих руках и коленях, он на карачках дополз до маленького низкого столика в углу магической лаборатории, где заранее был припасён кубок с восстанавливающим силы снадобьем. Единым махом опростав его до дна, утомившийся Римус снова без сил рухнул на пол и в ожидании действия зелья перевалился на спину.
Но старый оракул вовсе не валялся без толку на полу. Минуты своей временной беспомощности он потратил на восстановление в памяти подслушанного диалога демонов. Из-за чудовищной головной боли непосредственно во время магического контакта он толком не воспринял львиную долю услышанной и увиденной информации, но простенькое заклинание, предусмотрительно наложенное на самого себя заранее, надёжно зафиксировало в памяти весь подслушанный и подсмотренный эпизод разговора до малейшего слова.
Как и положено, ровно через восемь с половиной минут целебное зелье подействовало. Старое тело наполнилось живительной силой, и встрепенувшийся оракул, по-молодецки оттолкнувшись спиной от пола, вскочил на ноги.
Оказавшись в вертикальном положении, чародей не бросился вон из комнаты, разнося направо и налево подслушанную новость. Нет, прагматик по натуре, он привык сперва искать собственную выгоду, предпочитая пусть и громкой, но кратковременной и скоротечной славе полновесные золотые монеты, навсегда оседающие в его большом кованом сундуке. Умение максимально извлекать выгоду из любого подвернувшегося благоприятного случая сделало из обычного заурядного и не блещущего талантом медиума респектабельного и преуспевающего оракула и позволило Римусу заработать за годы чародейской практики очень приличное состояние. Вот и теперь, прежде чем доводить с таким трудом добытую информацию до остального эльфийского сообщества, старый лис Римус принялся сосредоточенно мерить шагами крохотную комнатёнку магической лаборатории, ломая голову над тем, как же лучше распорядиться угодившим ему в руки сокровищем.
В том, что добытая им сегодня информация была настоящим бриллиантом и стоила небольшого состояния, давно промышляющий продажей выведанных чужих секретов оракул не усомнился ни на миг. Конечно, если бы он дотерпел до конца разговора демонов и разузнал, что именно представляет собой могущественный артефакт и где именно он хранится в Серебряном Храме Паладинов, то с продажей такой всеобъемлющей информации совершенно не возникло бы никаких проблем. Чего далеко ходить, прямо здесь, в родном Разлесье, среди богатых благородных вассалов леса из высших эльфийских домов королевства сыскалось бы немало желающих отправиться в Серебряный Храм Паладинов за божественным артефактом. Правда, из тщательно охраняемого Храма вынести его было бы очень не просто, но это уже проблема купившего секрет охотника за артефактом. Римус же получил бы свой увесистый мешочек золота и был бы совершенно счастлив. Увы, это были лишь радужные мечты.
В прозаичной реальности ценная информация попала к оракулу в усечённом варианте. Римус быстро смекнул, что, сидя на месте, настоящую цену за неё выручить не удастся, и, чтобы снять с неё все лакомые сливки, теперь предстояло самому позаботиться о доставке её тем, кто знал древнюю тайну Серебряного Храма и был достаточно богат, чтобы выложить за это важное к ней дополнение кругленькую сумму в золоте. Над решением этой проблемы он и раздумывал какое-то время, меряя шагами крошечную комнатушку.
Как только достойное решение было найдено, оракул покинул лабораторию и тут же устроил нагоняй приставленному к двери и задремавшему на посту телохранителю. Хорошенько оттрепав оконфузившегося грифона, он распорядился позвать к себе в кабинет младшего сына, после чего стал неспешно взбираться по прибитым вокруг толстенного ствола ступенькам длинной винтовой лестницы на самую верхотуру древо-дома, где у него в просторном дупле находился рабочий кабинет.
«Конечно, надёжней было бы с таким деликатным и ответственным делом послать кого-то из старших сыновей, — по стариковской привычке мысленно рассуждал на ходу Римус. — Но трое старшеньких, слава Галлеану, уже к делу пристроены. Аэглос медиумом уже третий год промышляет, готовится сдавать испытание на ступень оракула. Славный сменщик мне растёт, продолжит семейное дело, когда на покой соберусь. Сигиль и Леслель пошли по военной части, оба первейшие разбойники в разлесской вольнице, без пяти минут мародёры. В нынешнее смутное время их услуги в большой цене. И только меньшой наш Лезль болтается без дела, хотя детина здоровый, плечищи, как у гнома, лук гнёт, только дуги трещат. Стрелу дальше него никто в Разлесье не пускает, и глаз верный — со ста шагов стрелой белке в глаз шутя бьёт. Казалось бы, самая дорога молодцу в лесную вольницу, он бы там с его талантами, на зависть братьям, такую б карьеру сделал!.. Но остолоп ничего не желает слышать. Живёт дурачок охотой и рад тому…»
— Отец, звал? — звонкий голос Лезля вывел отца из задумчивости. Молодой эльф нагнал родителя на верхних ступеньках лестницы, аккурат у входа в кабинет.
— Звал, звал, чего разорался-то, — проворчал Римус. — Проходи давай, дело есть, — добавил он уже громче и чуть отстранился от широкого овального прохода, пуская быстроногого юношу первым войти в кабинет.
Лезль ловко протиснулся мимо отступившего на ветку отца, а очутившись в кабинете, тут же плюхнулся в гамак, подвешенный на стенке рядом с широким письменным столом. Это был высокий, атлетического сложения эльф тридцати семи лет от роду — по эльфийским меркам совсем ещё желторотый юнец. Для сравнения, самому Римусу было двести девять лет, неумолимо приближался очередной, бог весть какой по счёту юбилей.
Прошествовавший следом отец нахмурился на ребячество сына, но ничего не сказал, прошёл мимо покачивающегося гамака и, обогнув стол, аккуратно опустился в широкое плетёное кресло.
— Ну давай, па, не тяни, выкладывай, что там у тебя, — попросил беспечно откинувшийся на спину и закинувший ногу на ногу Лезль. — А то мне скоро к Ризке на свидание бежать.
