Не успел Лилипут сделать и полдюжины гребков, как за его спиной раздался треск крошащегося дерева, моментально сменившийся воплями ужаса.
Когда Лилипут обернулся, его взгляду открылась следующая картина…
К тому времени в живых на ладье осталось только двое защитников. Они держались из последних сил, прислонившись друг к дружке спинами. В одном из них Лилипут без труда признал здоровенного Ремня. Его топор мелькал все медленнее, уже с трудом сдерживая натиск пятерых свирепых противников, выглядящих значительно свежее шатающегося богатыря. Кто был вторым, не удалось разглядеть за широкой спиной помощника купца. Окруженные со всех сторон кольцом жалящей стали, они были обречены.
Поскольку сопротивляющихся врагов уже практически не осталось, основная масса столпившихся на палубе пиратов спокойно занялась любимым делом — грабежом захваченного корабля. Опасаясь, что более проворные товарищи разворуют богатые кладовые купеческой ладьи и им самим ничего не достанется, на ладью, и без того уже сверх всякой меры переполненную водой и людьми, перебирались все новые и новые пираты с постоянно подплывающих лодок. Вот тут и раздался этот страшный треск. Маленький купеческий кораблик не справился с огромной нагрузкой, и его днище лопнуло, как переспелый арбуз.
Гигантская воронка в одно мгновение затянула под воду рассыпающуюся на глазах ладью со всеми ее пассажирами. Правда, большей части пиратов все же удалось избежать печальной участи стать кормом речным ракам, но едва ли не трети джентльменам удачи пришлось сполна заплатить за свою жадность.
Воронка попыталась засосать и хлипкую лодочку Лилипута. Пришлось ему хватать весло, благо, на дне лодки их оказалось целых три, и во всю оставшуюся силу грести прочь от гиблого места.
Лилипуту повезло. Никто не обратил внимания на торопливо уплывающую лодку. У оставшихся в живых пиратов своих проблем было выше крыши. Они вылавливали чудом выбравшихся из водяного смерча полумертвых от нахлебавшейся воды товарищей. В такой толчее и суматохе не то, что одна маленькая лодка — здоровенная ладья могла бы спокойно проплыть у них перед носом, и никто бы даже глазом не повел.
Но Лилипут-то этого не знал. Догадаться тоже не мог — от пережитого ужаса все мысли в его голове спутались в огромный, безобразный и бестолковый клубок. Постоянно ожидая стрелы в спину и чувствуя горячее дыхание погони, молодой человек все быстрее и быстрее работал веслом…
Лишь через пару часов, когда из дрожащих от перенапряжения рук весло чуть не выскочило, Лилипут рискнул оглянуться. К его глубочайшему изумлению, погони не было. Он сбавил чудовищный темп и, хотя растревоженное близостью опасности сердце продолжало сотрясать грудь градом частых ударов, поплыл дальше, загребая широко и спокойно.
«Неужели удалось?» — радость чудом избежавшего смерти человека переполняла грудь. Хотелось кричать, петь песни, плясать. Но в маленькой лодочке больно-то не распляшешься, а петь, когда в двух-трех километрах выше по течению пиратский притон, — ну уж нет, он не самоубийца!
Все вокруг радовало глаз, даже мухи, в огромном количестве роящиеся над его головой — такая привязанность со стороны надоедливых насекомых была не случайна, ведь Лилипут с ног до головы был заляпан кровью.
«Подумать только, пару часов назад я мог навсегда потерять эти чудесные запахи, эти чарующие звуки, этот лес, эту речку, это небо, это солнце, всю эту красоту вокруг. Как здорово, что жизнь продолжается! — ликовал Лилипут. — Все! Хватит с меня всех этих приключений. Сейчас приеду в город, сниму себе какую-нибудь уютную квартирку — ведь золото деда Ежа при мне! — и заживу спокойно, никого не трогая… Конечно поначалу будет с непривычки трудновато, но ничего, освоюсь. Может, удастся заполучить местечко писаря или что-то в этом роде, лишь бы без поножовщины. Буду жить себе, поживать, добра наживать. И никаких больше тайн, драк!..»
Погоня так и не показалась.
Солнце уже далеко перевалило за полдень, до города, по подсчетам Лилипута, оставалось еще километров пять, и он решил сделать привал, чтобы умыться, постираться и вообще привести себя в порядок. Не в таком же окровавленном виде идти в город, тем более столицу острова. Такого красавца, пожалуй, сразу же подхватят под белы рученьки — ив тюрягу. А потом доказывай, что ты не пират, а честный рыцарь. Нет уж, береженого Бог бережет!
Вскоре на глаза попалось и местечко для стоянки: крохотный пятачок чистой от прибрежного кустарника земли.
Быстренько втащив на берег лодку, Лилипут наломал сушняка и, чиркнув фосфорной спичкой, полупустую коробку которых он нашел в пиратской лодке, развел костер. В лодке было много всякого хлама: пара одеял из незнакомого желтого меха, ворох разной одежды, котелок с десятком ложек и мешочек с какими-то семенами.
От всех сегодняшних переживаний разыгрался зверский аппетит, и Лилипут решил сварить кашу. Зачерпнул в котелок воды из речки, высыпал туда семена и поставил на огонь. Пока что-то там варилось, он двинул отмываться и отстирываться.
Сам-то он кое-как оттерся. А вот одежду пришлось выкинуть. Как Лилипут ни старался, кровяные пятна ни в какую не хотели сходить с рубахи и штанов. Стирального порошка у него, увы и ах, не было, а как без него, родимого, здесь борются с трудно выводимыми пятнами, он представления не имел. В конце концов, подавляя волну брезгливости, Лилипуту пришлось рыться в пиратских закромах — еще не известно, с кого они сняли все эти шмотки, — и напяливать на себя более-менее подходящие по размеру вещи.
Каша удалась на славу! Правда, она была совершенно несоленой, подгоревшей и не до конца разварившейся, но Лилипуту все равно понравилась.
Молодой рыцарь решил не искушать судьбу и не срываться с места на ночь глядя. Закутавшись в непонятные пиратские шкуры, он заснул под мерное щелканье рассыпающихся в пепел углей затухающего костра.
Третий раз ему снился этот странный сон. По сравнению с олимпийским спокойствием первых двух серий, третья была настолько непривычной по быстроте развития сюжета, что Лилипут далее не сразу уловил связь этого сна с предыдущими.
Белый маг стал исполином. Лилипут видел лишь его огромные ручищи, спускающиеся откуда-то с небес. Здоровенные пальцы сжимали идеально гладкие белые валуны. Из камней исходил смерч, под действием которого все вокруг искажалось до неузнаваемости — окружающий схватку мир, подобно тряпке, трепыхающейся на сильном ветре, выгибался и трещал, затягиваемый в сердцевину урагана.
Сгорбившийся и постаревший голубой маг находился в самом центре безумного вихря. Когда-то величественный голубой посох сейчас превратился в жалкую головешку, способную лишь кое-как поддерживать сеть защиты, окружавшую мага. От голубой звезды на груди мага остался жалкий обломок средней ее части — ни один из семи лучей не уцелел…
Но, несмотря на весь кошмар открывшегося видения, было в этом безумии нечто совершенно спокойное. Островок надежды в море боли и хаоса — рядом с растерзанным голубым магом в считанных сантиметрах от его дрожащих рук парил тот самый меч со звездой на клинке…
