— А ну-ка цыц у меня! — осадила сына тролльчиха и ткнула его кулаком в живот. — Много ты понимаешь, сопляк! Не смей перечить матери! Я дольше живу и поболее тебя ведаю!
— Чего дерешься-то, — проворчал Гобул, поглаживая ушибленное место. — Перед другом меня позоришь.
— Сам виноват, нечего было меня задорить, — попеняла Тремба. — И вообще, чего это ты тут расселся. У тебя что, дел никаких нет? Скоро бои на Ристалище начнутся, а ты до сих пор грифона на плечах таскаешь, ну-ка живо тащи его Тылтулу.
Гобул покорно поднялся и заковылял к выходу.
— А мне можно с тобой? — поспешил напомнить о себе Мах, которого мало радовала перспектива остаться наедине со взбалмошной тролльчихой.
— Конечно, добрый барон, — опережая сына, ответила Тремба. — Ступайте, а я вам с Гобулом покушать пока соберу. Сынок, обязательно своди гостя к нашему славному Борвулу, у Маха добрый глаз, я это чую, и пусть он принесет удачу нашему герою в следующем бою.
— Хорошо, мама, — кивнул Гобул, уже стоя на пороге и приподнимая ковер, — мы обязательно к нему заглянем.
— Друг Мах, ты на Трембу зла не держи, — . слегка смущаясь попросил товарища Гобул, когда они вдвоем вышли в коридор и зашагали в обратном направлении.
— Да я-то что, — пожал плечами Мах. — Она тебя пропесочивала, не меня. Если ты на нее не в обиде, я уж и подавно.
— Вообще-то она у меня добрая. Но сегодня, понимаешь, перенервничала за меня с вечера, вот и озлобилась малость. У троллей иногда так бывает.
— Ну что ты, право слово, передо мной за мать оправдываешься. Мне даже неудобно как-то… Слушай, а что она имела в виду, когда сказала, что чует мой добрый глаз?
— Мама — дочь шамана…
— Тылтула?
— Нет, его предшественника, шамана Гулбувала. И ей частично доступно тайное знание.
— А, вот оно что, — кивнул Мах, хотя ничего из этой белиберды про знание, разумеется, не понял. — И что это за славный Борвул, которого ты обещал ей мне показать?
— Это наш боец. Он представляет наше племя на Ристалище Вечной Славы. Это такое специально место на вершине горы… Ну там мы с тобой еще этой ночью обязательно побываем, так что увидишь своими глазами… В общем, там, на Ристалище Вечной Славы, каждую ночь за два часа до рассвета происходят бои. В них участвуют бойцы из разных племен. Кстати, бойцом племени может стать лишь добытчик.
— Похоже, это что-то вроде наших рыцарских турниров. У нас к ним тоже только рыцари допускаются.
— Да, наверное, есть что-то похожее. Так вот, чтобы заслужить вечную славу и нерушимый покой, боец племени должен одержать победу в восьми смертельных поединках с себе подобными героями.
— Погоди, что значит смертельных? Ваши бойцы, они там насмерть, что ли, бьются?
— Разумеется. А как же еще?
— И что, чтобы завоевать главный приз, бойцу племени необходимо извести восьмерых других героев?
— Равных по силам героев, имеющих такой же почетный статус — это важно!
— Какое варварство, зачем же каждую ночь истреблять лучших героев племен, эдак вы скоро окажетесь беззащитными перед грифонами.
— Да ну, скажешь тоже. Во-первых, в Иглах Смерти проживают около трехсот племен троллей, поэтому жаждущие славы бойцы не переводятся никогда. А во-вторых, на Ристалище Вечной Славы бьются лишь уже практически полностью окаменевшие тролли, по сути ни на что другое, кроме боев на Ристалище, не годные.
Они вышли в широкий коридор-зал, и тролль приложил палец к губам, призывая хранить молчание в этом главном помещении городища. На сей раз к появлению человека дети отнеслись спокойнее, лишь единицы повернули любопытные мордочки в сторону чужака, большинство же продолжали играть как ни в чем не бывало. Следом за Гобулом Мах пересек широкий центральный коридор и исчез в другом его ответвлении на противоположной стороне. Новый боковой коридор мало чем отличался от предыдущего, снова по обе стороны от идущих друзей потянулись занавешенные коврами проемы жилых помещений. Здесь Гобул возобновил прерванный разговор:
— Помнишь окаменевших троллей у входа в городище?
— Ну? — отозвался Мах.
— Так вот они, каждый в свое время, одерживали по восемь побед на Ристалище Вечной Славы и стали легендарными чемпионами племен троллей, поэтому мы чтим их и по сей день. Наш Борвул одержал уже три победы… Ага, ну вот мы и пришли. — Гобул остановился у пятого с начала коридора стенного проема и откинул ковер, предлагая Маху войти.
Переступив порог, Мах оказался в стандартной подземной комнате, показавшейся ему гораздо больше других, из-за отсутствия здесь массивных каменных кроватей. В самом центре комнаты одиноко возвышалась статуя окаменевшего тролля, точно такая же, как и семнадцать легендарных героев у входа в городище. Рядом со статуей топтался отвратительно жирный тролль, на фоне которого толстяк Гобул выглядел просто стройным красавцем. Живот жирдяя, раздутый до невероятных размеров, тягучей каплей свешивался аж до самых коленей. Так же безвольно свисали вниз и заплывшие жиром щеки, и его дряблые груди. Голова его была наголо обрита, из-за чего казалась непропорционально маленькой на мощной толстой шее. Большегубый рот постоянно находился в движении, как будто тот все время что-то пережевывал. Кроме штанов из козьих шкур, которые у этого индивидуума почему-то были вывернуты наизнанку и носились мехом внутрь, на тролле была еще короткая безрукавка, сшитая из тех же шкур, тоже почему-то надетая мехом к телу, вероятно когда-то она застегивалась у хозяина на животе, о тех счастливых днях напоминали крючки и петли на ее краях, теперь же всей ее немалой ширины едва хватало, чтобы прикрыть заплывшую жиром спину. Толстые запястья жирдяя были унизаны кожаными браслетами с закрепленными на них фигурками зверей и птиц. Браслетов на каждой руке было не меньше десятка, фигурки были в основном каменные, но встречались и деревянные. Еще бесчисленное количество каменных и деревянных амулетов, подвешенных на переброшенных через шею тонких нитях, болталось на груди у тролля.
— Приветствую мудрого Тылтула, — обратился к жирдяю Гобул, дважды ударяя себя ладонью по животу. — Ты тоже зашел проведать славного Борвула?
— Как видишь, — пропищал шаман неожиданно тонким для своих внушительных объемов голоском. На приветствие Гобула он ответил лишь пренебрежительным взмахом руки. — Через две ночи ему предстоит биться. Вот, начинаю готовить.
Вдруг статуя ожила, вытянутые вдоль тела каменные руки придвинулись к объемистому каменному животу и стиснули его с двух сторон, каменные ноги чуть согнулись в коленях и окаменевший тролль сделал широкий медленный шаг в сторону гостей.
— Эй, славный Борвул, ты чего это задумал? — вдруг занервничал Гобул. — Тылтул, ты что, не видишь, что он вытворяет!? Останови его, он же нас с другом Махом сейчас по стенке размажет!
Меж тем за первым шагом последовал второй, гораздо более быстрый, потом третий — еще быстрее… Расстояние между сорвавшимся с места Борвулом и гостями таяло с пугающей быстротой.
