— Смотрите! Я зажимаю дудку в кулаке, разжимаю его — и она падает!
Послышалось недоуменное хи-хи.
— А теперь смотрите — я все-таки заставлю ее висеть в воздухе! — Волк обхватил запястье руки с дудой свободной рукой. — Для это я сожму здесь мою руку покрепче, чтобы сила из правой руки влилась в левую, и скажу волшебные слова. Елки-моталки, валенки-мочалки — кыш!
Кулак разжался. Дудка осталась неподвижна.
Публика охнула и как будто слегка протрезвела.
Серый сжал пальцы, театральным жестом отвел правую руку в сторону и открыл ладонь левой — кроме дудки, на ней не было ничего.
— Это совпадение! — выкрикнул с места самый недоверчивый зритель. — А, ну-ка, давай еще раз!
Волк выступил на «бис».
И на «трис».
И на «четырес».
— Подумаешь, я тоже так могу! — полез из-за стола самый сообразительный, а, может, самый глупый стеллиандр.
— Конечно! — не стал разубеждать его Волк. — Так могу все! Надо просто иметь большую силу воли. У вас большая сила воли?
— Во! — показал здоровяк волосатый кулак размером с голову Волка.
— Замечательно! Как вас зовут?
— Гастрократ.
— Весь секрет фокуса, Гастрократ, в том, чтобы покрепче зажать свою руку и правильно произнести волшебные слова!
— Сейчас я вам покажу, как надо!
Результат был неизбежен, как гравитация. Даже (или тем более?) после пяти попыток. Единственным чудом было то, что его рука еще держалась на Богом отведенном ей месте, хотя даже при свете факелов было видно, как на левом запястье начинает расцветать знатный синяк.
Под гогот сотоварищей неудавшийся артист, сокрушенно размахивая руками, удалился на место.
Со все нарастающим успехом Волк выступал с этим фокусом еще шесть раз. Пока ему самому не надоело.
— А сейчас — новый штюк! — провозгласил он.
— У-у-у-у!!! — отозвалась публика разочарованно-радостно.
Фокусы с исчезновением большого пальца и отрыванием указательного прошли с не меньшим успехом.
Гастрократу с вывихнутыми пальцами (теми, которые еще не были сломаны), для утешения пришлось принести дополнительную амфору вина.
— А теперь давайте немного отдохнем и поугадываем числа! Какое бы число вы не загадали, мое будет всегда больше!
— Не верим!
— Ну, этого-то не может быть!
— Попробуем! Загадайте любое число! Вот вы, пожалуйста!
— Сорок пять!
— Сорок шесть! Я выиграл! Теперь играем с вами! Ваше число?
— Сто девяносто!
— Двести!
— Ну-у…
— Играем с вами!
— Шестьсот?..
— Семьсот! Я же говорил!
— Тут какое-то жульничество…
— Что вы предлагаете, мусье Гастрократ?
— А ну-ка, ты первым говори!
— Пожалуйста! Загадали? Тысяча!
— Девятьсот шестьдесят пять…
— Ишь, ты!..
— И как у него это получается?..
— Колдун, однако…
— Прохиндей…
— Да… Талант!..
— И еще один фок-кус — пок-кус! — разошедшийся Волк скинул плащ.
— У-у-у-у!!!
Он подхватил с ближайшего стола серебряный поднос, похожий, скорее, на щит и стряхнул с него финики кому-то в остывшее жаркое.
— У вас есть при себе драгоценности?
— Есть!!!
— Кидайте их сюда!
Золото и серебро дождем посыпались Волку в посудину.
— А теперь — внимание! — он поставил поднос на ковер и накрыл его скинутым плащом. — Сейчас я скажу волшебные слова… А, кстати, что у нас тут сегодня за праздник?
— День рождения!
— День рождения!!!
— Я так и думал! У кого?
— У меня!
— У него!
— У добродетельного Гастрократа!
— Гут! — Волк взял клетку с павлинами, многозначительно поставил ее перед хозяином и вернулся к подносу. — Значит, этот фокус посвящается ему!
Гости притихли.
— Вам нравятся эти птички?
— Д-да… — осторожно ответил Гастрократ и зачем-то спрятал руки за спину.
— Тогда они остаются здесь! Желание именинника — закон. Я бы не хотел никому испортить день рождения. Я на такое не способен. Скажите мне откровенно, похож я на человека, который может испортить кому-либо его день рожденья?
— Не-ет! — дружным ревом ответила аудитория.
— Спасибо… Спасибо!.. — Волк украдкой смахнул набежавшую слезу. Чертовы сандалии терли немилосердно. — Тем более я павлинов терпеть не могу — привкус у них отвратный. Гм. Ну вот. О чем это мы? Ах, да. Продолжаем наш фокус! Смотрите внимательно — по-прежнему никакого жульства с мошенством. Все шито-крыто. Вот сейчас я скажу волшебные слова… Елки. Моталки. Валенки. Мочалки. Масдай, вверх!!!
* * *
Вторая неделя плавания на «Космо» подходила к концу. Позади оставались сражения с телебоями, приключения на плавучей скале эдонов, гостеприимство бебриков и пятидневная задержка на безымянном острове посреди бездонного моря, где правила обольстительноокая волшебница Паллитра.
С первого взгляда прекрасная колдунья влюбилась в бесшабашного Язона и не хотела его отпускать от себя до скончания веков, и ни силой, ни хитростью команда «Космо» не могла вырвать своего предводителя из сладкого плена, и только сказав, что он ее разлюбил, не любил и никогда больше вообще не сможет полюбить, Язон смог покинуть чертоги убитой горем Паллитры и продолжить свой далекий нелегкий путь в чужие неизведанные края.
Иван был взволнован до глубины души. «Такая любовь, такая любовь… Ну просто как у королевича Елисея и княжны Русланы на странице семьсот шестьдесят четыре, когда он был вынужден покинуть ее розовый терем, чтобы уйти на войну с руколапыми костоломами, потому, что пророчество глухонемого юродивого Пырки, после того, как у него внезапно открылся первый глаз через неделю после стычки с целовальником Люшкой в переулке Всех Скелетов, где до них на этом же самом месте, потому что оно проклятое, из-за того, что пятьсот лет назад, когда Луна была проглочена Чмадаресеем, который…»
Но, если быть кратким, все страдания его опять сводились к тому, что еще одна красна девица прошла мимо него так, как будто он был пустым местом. Причем настолько пустым, что любой, самый разреженный участок вакуума из дальнего космоса по сравнению с ним показался бы восточным базаром в выходной день. «Тенденция, однако…» — невесело думал Иванушка, ворочаясь бессонными ночами на смятом покрывале, и от жалости к себе, несчастному, щипало в носу и чесалось в глазах, и жизнь казалась, хоть и наполненной приключениями и друзьями, но, в то же время, как-то иезуитски лишенной смысла.
