Нам накрыли на стол, в доме почему-то было убрано, плюс еще и положили на кровать весь гонорар, объяснив, что полчаса назад с хозяином домика связался наш заказчик и объяснил, что с заданием мы справились (и как только узнал?).
Короче, нас усадили, накормили, мне принесли неплохой стали и дали ее съесть, восхищенно провожая глазами каждый кусочек.
Рёва после плюшки с маком поправился и даже начал ползать по столу, все еще изображая умирающего, но уже разыскивающего, чего бы еще вкусненького слямзить. Феф покорно таскал ему лучшие кусочки, летая от стола к печке и обратно.
Гриф сидел рядом и не спускал с меня глаз. О ночной вылазке он больше так ничего мне и не сказал. Молчал.
Что тоже радовало.
А потом меня уложили спать. До следующего утра! И довольный организм гут же погрузил меня в глубокий сон, с тихим мурлыканьем приступая к восстановлению поврежденных органов. Спина зачесалась, ноги и руку заломило, и… и больше ничего не помню — уснула. Снова в объятиях Грифа.
Как же мне скучно. Стою в ванной, с интересом разглядываю правую руку. Она восстановилась, но довольно странным образом… стала человеческой. Хрупкие косточки, нити сосудов и мягкие мышцы… И что мне с ней делать?
— А если уколоть спицей? — Иревиль все еще сомневался и держал эту самую спицу в руках с видом заправского садиста.
Феофан бурно радовался, бегая по раковине и улыбаясь.
— Не надо спиц. Это больно, — морщусь.
Меня уже кололи иголками, нащупывая кости, заставляли подтягиваться, пока не растянула связки, и радостно наблюдали за опуханием кисти.
— Так, ладно. Это, конечно, замечательно, но что мне теперь делать с одной такой рукой? Она же в любом бою тут же сломается… или оторвется.
Рёва покивал, Феф нахмурился.
— Илечка, ну как же ты не понимаешь! Это… чудо!
— Да, но чудо — хрупкое и может отломаться, — мрачно.
— Как я тебя понимаю, — Рёва вздохнул, — на одну пушку у тебя, считай, меньше.
Киваю.
— Какие пушки? — оторопел Феф. — Радоваться надо! Еще пара десятков добрых дел…
Представила двадцать замков, в каждом из которых меня ломают, жуют, запугивают и прочее и прочее. Стало грустно.
— А сразу нельзя? Ну… раз — и все.
Рёва заржал.
— Ага. Ща слетаю, найду пару народов с глобальными проблемами угнетения, настучим по тыкве главному угнетателю и — вуаля! Ты — слабое беспомощное существо с косточками, хрящиками и угрозой старения.
Мне как-то… не по себе.
— А я обязательно должна стать человеком?
Феф в шоке.
— Так ведь… Илечка!
— Во-во. И я о том же! На фиг надо? Вот киборг — это круто! А…
— Рёва. — В голосе Феофана прямая угроза. Голубые глазки сверкают, рука сжата в кулак.
— …а с другой стороны, на фиг нам железная черепушка? Неинтересно. Вот ре-а-альная угроза, ощущение смерти, дышащей в спину, сведенные судорогами страха мозги…
Тяжелый вздох анрелочка.
Фыркаю, умываюсь и выхожу из ванной.
Надо искать новые добрые дела. И покрупнее, покрупнее, а то так и буду в подвешенном состоянии ходить.
— Бура, скажи ему! — На моей кровати сидит элв и возмущенно смотрит на лежащего рядом и невозмутимо разглядывающего потолок Грифа.
— Что сказать?
Бреду к шкафу, размышляя, что бы надеть.
— Мы решили сходить в пивную… в мужской компании, а он не иде…
— Я с вами, — не дав закончить.
Тяжелый вздох.
— Что тебе непонятно в словах "мужская компания"?
— Вы готовы? — В спальню ввалился гном и радостно всех оглядел.
Кислый вид элва его не вдохновил.
— Он не идет, — в Грифа ткнули пальцем.
Гриф продолжал разглядывать потолок.
— Феф, "мужская компания"! Нам тоже надо.
— Не пойду, — напряженно. — Чего я в пивной забыл?
— Меня, — невозмутимо.
— Рёва, — укоризненно.
— Иля тоже пойдет.
Оба смотрят на меня. Киваю, снимая ночнушку.
За спиной все как-то разом притихли, Гриф тихо что-то рыкнул. Оглянувшись — увидела напряженные затылки и довольное лицо воина. Вздыхаю и напяливаю рубашку. Забыла, что тут как-то неадекватно относятся к майкам и шортам. Гм…
— Как это не идет! — вспомнил, на чем прервался, Крут. — Мы ж отмечаем ваш с Бурой первый крупный гонорар.
— Тем более пойду, — я.
— Нет, — хор голосов.
— Феф, дык это ж и наш гонорар! Надо обмыть.
— Рёва, — с угрозой.
— Ну и сиди тут, мне же легче будет споить нашу девочку, пока ты носик дома морщишь.
Ошарашенное молчание. После чего быстрое:
— Я тоже… слетаю.
— Во-во, слетай, — довольное. — Авось и понравится.
Смешок.
— Ну вы идете? — влился маг в общий гомон, стоя на пороге в плаще и с зонтиком, — Вечереет.
Все закивали, Грифа потянули за ногу (элв). Парень начал мрачно сползать с кровати на пол, продолжая изучать потолок. Я накинула куртку и проскакала мимо в одном сапоге. Все заинтересованно за мной пронаблюдали.
— Она тоже хочет идти, — убито сообщил гном, поймав мою тушку и усадив к себе на колени.
Я тут же натянула второй сапог. Гриф сел и нахмурился. Гном демонстративно меня обнял. Усмехаюсь, показывая парню язык.
— Ну и что? — не понял маг.
— Так мужская же компания! — элв был в отчаянии.
— Ну… Бурочка у нас и не совсем человек, — почесал затылок маг, — Пусть идет.
Я радостно подпрыгнула на коленях гнома, забыв, сколько вешу. Что-то хрустнуло, гном побелел и закатил глаза.
Два часа лечили колени Крута.
Потом пошли в бар, заказали много пива и до утра пили, ели и болтали о заданиях и их выполнениях. Все напились. Элв в обнимку с гномом делился сокровенным, чуть не плача. Маг рассказывал обнимающему меня Грифу о своей нелегкой профессии и вреде чрезмерных нагрузок. А Рёва страшно радовался тому, что сумел споить Феофана и теперь пьяный анрелочек сидит на краю моей кружки и поет песни о далеких небесах и недалекой нечисти. Он кручинился о том, что его не понимают, и просил любви всех кому не лень. Рёва проникся и сообщил, что очень любит. Они начали обниматься и рухнули в стакан. Рёва вылез, анрел — утоп. Доставать пришлось мне. После чего кашляющего, мокрого и сильно несчастного духа посадили на стол, завернув в салфетку.
