— А в Африку?
— В Африку нужна виза, — сказал папа. — И очень много денег.
— Значит, мы не свободны? — огорчился я.
— Все люди свободны, — сказал папа. — Только надо хорошо учиться и слушаться старших. А когда вырастешь — надо много работать, и тогда будут деньги. А когда будут у тебя деньги — будет страховка, обеспечение, квартира и машина. И тогда будет своя семья и дети. В этом и есть свобода.
Пока он это говорил, папин ремень начал трястись, но папа этого не замечал. Ремень трясся все сильней, и наконец раздалась мелодия. Папа ее услышал, пошарил рукой и вынул мобильник.
— Да, Степан Григорьевич? — сказал папа. — Но ведь завтра выходной, Степан Григорьевич? Хорошо, Степан Григорьевич, я понял.
Он отключил мобильник, повесил его на пояс и поднялся.
— Спать! — скомандовал папа. — У меня завтра рабочий день!
Но прежде чем выйти из комнаты, он присел и погладил Викторию, дремлющую на ковре.
— Это только у кошек нет ни дел, ни забот.
— А я бы хотел быть кошкой, — вздохнул я.
— Мал ты еще, многого не понимаешь… — усмехнулся папа. — Жизнь кошки — это вечная тюрьма. Стена, окно, миска да приказы хозяина. Просто это их счастье, что они сами этого не понимают.
Папа погасил ночник и вышел из комнаты, а я уснул. Мне приснилась огромная рука. Она высунулась из самого большого окна самого большого офиса самого большого города, чтобы почесать за ухом папу, маму и дядю Антона.
19 мая 2003, Москва
Письмо Пауле
Стены кабинета были заставлены аппаратурой, колбами и клетками. В клетках ползали мыши. Время от времени поднимались на задние лапки и подозрительно косились на майора. В углу бурчал громадный технологический холодильник для образцов и препаратов. Майор знал, что профессор по большей части хранит там пиво, но ничего сделать не мог.
Профессор, как обычно, сидел за монитором, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову. Он всегда брился наголо, и сейчас его пальцы были сцеплены на макушке, будто он сжимал футбольный мяч. "Такой молодой, а уже такая сволочь!" — подумал майор. Он еще раз вежливо постучал в дверной косяк, но профессор его не замечал. Тогда майор кашлянул.
— Добрый день, профессор. Не помешал?
— Помешал… — пробасил профессор, не оборачиваясь.
— Служба такая, — казенным тоном произнес майор и подошел ближе, настороженно разглядывая экран. — А чем заняты?
— Работаю, — отрезал профессор. — Или у вас сегодня отказали все камеры слежения?
— Как движется проект радиационной защиты кожи? — начал майор, подходя поближе.
— Движется, — поморщился профессор.
— Кто обещал закончить к концу месяца?
— Кто обещал устроить мне отпуск? — Профессор рывком повернул кресло и зыркнул на майора из-под насупленных бровей.
Майор приосанился и вздохнул.
— Профессор, вы же умный человек? — начал он.
— Можете не продолжать, я знаю, что вы скажете дальше, — кивнул профессор.
— Да, — сказал майор. — Вы сами себе портите жизнь! Не надо думать, будто кругом идиоты и мы ничего не знаем! Мы знаем все! Зачем вы это сделали?
Профессор удивленно замер, брови его поползли вверх, а лоб, плавно переходящий в бритую макушку, пошел складками. Наконец он ехидно прищурился:
— И что именно вы знаете?
— А то. Зачем вы снова отправили письмо Пауле?
— Снова отправил письмо Пауле… — понимающе усмехнулся профессор. — Зачем я снова отправил письмо Пауле… Я отправил письмо своей жене.
— Зачем вы отправили в письме научные материалы? — хмуро спросил майор, подойдя вплотную.
— Я отправил письмо своей коллеге. Почему вы можете перекидываться материалами со своими американскими коллегами, а я — нет? Ведь это ваши коллеги находят мои письма в компьютере Паулы и стучат вам?
— Здесь небольшая разница, профессор, — прищурился майор. — Наши коллеги передают нам оперативную информацию. Вы же передаете за границу секреты.
— Свои секреты! — Профессор угрожающе поднял палец. — Заметьте: свои! Своей жене!
— Я со своей женой не обсуждаю служебные вопросы… — веско сообщил майор.
— А вот я — обсуждаю со своей женой.
— Да с какой женой? — взорвался майор. — Кто вас венчал? Где вы расписаны?
— Для нас это не имеет значения!
— Да вы ни разу не встречались лично!
— Это тоже не имеет для нас никакого значения!
— Что, баб хороших мало в нашей стране?! Только в лаборатории НАТО?!
— А вот это не имеет никакого значения для вас, — холодно отрезал профессор.
— Имеет значение! — Майор топнул ботинком. — Потому что вы передаете материалы, которые представляют военную тайну!
— Чихать я хотел на вашу военную тайну! — произнес профессор с чувством и широко распахнул рот. — АПЧХИ!!!
Сжав челюсти, майор вынул из кителя носовой платок камуфляжной расцветки и демонстративно стер брызги с лица. Была б его воля — профессора следовало засадить в настоящий карцер на недельку. Но приказ запрещал даже грубить профессору. А разговор по душам снова не получался.
— Профессор… — опять начал майор.
— Не мешайте мне работать, — Профессор развернул кресло и показал майору свой блестящий затылок, давая понять, что разговор окончен.
Очень хотелось врезать по этому затылку. Ладонью, кратко, без размаха, с оттягом.
— Профессор… как вам удалось передать Пауле последнее письмо? — угрюмо повторил майор, глядя на свои ботинки.
— Последнее — это которое? — Профессор заинтересованно обернулся.
— Ну, где обозвали меня полицейским маразматиком… На режим ругались… На президента… И сорок страниц секретных исследований.
— Маразматиком? Так это не последнее, это предпоследнее… — скис профессор и задумался, глядя сквозь майора. — В последнем я про вашу контору матом, матом… Что ж, выходит, последнего она не получила?.. Да и по работе там было пятнадцать страниц…
Майор сжал зубы и мысленно досчитал до десяти.
— Профессор… — процедил он сквозь зубы еще утром заготовленные фразы. — Вы же русский человек… Вы же талантливый человек… Вы же двигаете вперед военную биологию нашей с вами Родины… У нас бы с вами не было никаких проблем, если бы вы не передавали свои наработки за границу Пауле. Зачем вы это делаете?
— Да чихать я хотел на ваши секреты! Апчхи!!!
На этот раз профессор даже перестарался. Но не смутился, достал клетчатый платок и натужно, с ревом, высморкался.
